Полное собрание сочинений. Том 20. Варианты к «Анне Карениной». Лев Толстой

мѣшки. Вронскій велъ подъ руку, дворецкій поддерживалъ за другую руку. Съ трудомъ перебравшись черезъ мучительный для старыхъ людей порогъ, шествіе тронулось дальше и подходило уже къ[606] залѣ. Молодая дама въ блестящей атласной шубкѣ, съ краснымъ чѣмъ то на подолѣ, съ блестящими ботинками съ пуговицами и кисточками и съ лиловой вуалью до половины нарумяненнаго лица, громко[607] говоря что-то, съ испуганнымъ лицомъ почти пробѣжала навстрѣчу и чуть не толкнула старуху и привела ее въ ужасъ.[608] Еще пробѣжалъ артельщикъ. Очевидно что-то случилось на станціи. Послышались шаги, голоса, и народъ отъ подъѣзда хлынулъ назадъ, и ужасъ чего-то случившагося распространился на всѣхъ лицахъ.

      – Что такое? что, гдѣ? Бросился? Раздавили?

      Вронскій посадилъ мать на кресло рядомъ съ Карениной и быстрыми шагами пошелъ за Степаномъ Аркадьичемъ, пошедшимъ узнавать, что такое.

      Стрѣлочникъ попалъ подъ отодвигаемый поѣздъ, и его раздавило на смерть. Еще прежде чѣмъ вернулись Вронскій и Алабинъ, лакей разсказалъ это Графинѣ.

      Степанъ Аркадьичъ вернулся прежде и разсказалъ ужасныя подробности.

      – Но гдѣ же Алеша? – задыхаясь и трясясь, спрашивала мать, какъ будто боясь, съ нимъ бы не случилось чего.

      – Вотъ онъ идетъ.

      [609]Вронскій шелъ торопливо, застегивая сертукъ, и лицо его было блѣдно, какъ платокъ.

      – Поѣдемте, мама.

      – Чтожъ, неужели ты видѣлъ его?

      – Да,[610] видѣлъ.

      – Совсѣмъ убитъ, умеръ? – спросила Анна Аркадьевна.

      Онъ взглянулъ на нее[611] строго, какъ ей показалось.

      – Да, – отвѣчалъ онъ холодно.

      – Ужасно то, что осталось несчастное семейство, – сказалъ Степанъ Аркадьичъ. – Какая ужасная смерть.

      – Напротивъ, мгновенная, – сказалъ Вронскій.

      – Мгновенная, – повторила она задумчиво, и красота ея таинственныхъ, въ глубь смотрящихъ глазъ поразила его. – Ну, прощайте еще разъ, Графиня, – сказала она.

      – Ну, пойдемте, мама, – сказалъ сынъ.

      Но только что онъ взялъ ее за руку, какъ подошелъ Начальникъ Станціи.

      – Вы пожертвовали для семейства убитаго 200 рублей, потрудитесь записать.

      Вронскій оглянулся на Анну, она пристально смотрѣла на него. Онъ покраснѣлъ и отошелъ съ Начальникомъ Станціи, что то живо говоря ему.[612]

      – Что съ тобой, Анна? – спросилъ братъ, когда они отъѣхали уже нѣсколько сотъ саженъ.

      Анна молчала и тряслась вся, какъ въ лихорадкѣ.

      – Ничего, – сказала она, насильно улыбаясь.

      – Вотъ ты говоришь, что я здорова. А ужасно нервна стала. Эта дорога и это страшное событіе и твое положеніе – все это меня ужасно взволновало. Ничего, это пройдетъ. Ну, а Долли ужасно убита, ты говоришь? – «Я думаю», сказала она про себя, не глядя на брата.

      – Анна, ты пойми, – началъ Степанъ Аркадьичъ, снимая шляпу отъ волненья, – ты пойми, что я чувствую себя виноватымъ до такой степени, что я не нахожу словъ. Съ такой женщиной, какъ Долли. Но, другъ мой, я вѣдь признаю свою