Поправки. Джонатан Франзен

представлял себе сумрак как мельтешение малюсеньких частичек, как зернистость высокочувствительной пленки, которую используют для съемок при слабом освещении, как своего рода зловещий распад, – отсюда и паника человека, заплутавшего в лесу, где тьма была тенью стаи скворцов, заслонившей закат, или полчищами черных муравьев, густо облепивших тушку опоссума, и тьма эта не просто существовала, но пожирала ориентиры, которые Альфред оставлял для себя, страшась заблудиться; однако ж едва он замечал, что сбился с пути, как время вмиг замедлялось и в зазорах между словами разверзались дотоле неведомые вечности, вернее сказать, он проваливался в зазор между словами и мог лишь неподвижно стоять, глядя, как время течет дальше, уже без него; вот и сейчас легкомысленное мальчишеское «я» Альфреда умчалось напролом через лес и исчезло из виду, а взрослый Ал так и замер в странно-равнодушном ожидании: вдруг перепуганный мальчик, не знающий, куда он попал и в каком месте вошел в эти словесные дебри, сумеет все-таки случайно выбраться на опушку, где его ждет не подозревающая о лесах Инид.

      – Вещи свои собираю, – донесся до Альфреда собственный голос. Вроде бы все правильно. Существительное, притяжательное местоимение, глагол. На полу – чемодан, разумное доказательство. Он ничем себя не выдал.

      Но Инид заговорила снова. Врач предупреждал, что Альфред слегка недослышит. Стоит, хмурится, плохо ее понимает.

      – Сегодня четверг, – погромче повторила она. – Мы уезжаем только в субботу.

      – В субботу! – эхом откликнулся Альфред.

      Жена хорошенько отчитала его, и на время кромешное птичье крошево отступило, но снаружи ветер задул солнце и стало очень холодно.

      Неудача

      Нетвердой походкой они шли через длинный вестибюль. Инид старалась щадить больное бедро, Альфред нелепо болтал руками, непослушные ноги шлепали по аэропортовскому ковру, оба смотрели в пол прямо перед собой, отмеривая на пугающем пространстве отрезки по три шага. У каждого через плечо сумка «Нордик плежелайнз». Всякий, кто замечал, как поспешно эти двое отводят глаза от пробегающих мимо темноволосых ньюйоркцев, всякий, кому бросалась в глаза мягкая фетровая шляпа Альфреда, маячившая над толпой, или желтые шерстяные брюки, которые обтягивали выпирающее бедро Инид, сразу же понимал, что эти старики со Среднего Запада боятся всего вокруг. Но в глазах Чипа Ламберта, ожидавшего их за линией контроля, они были палачами.

      Чип оборонительно скрестил локти на груди, одной рукой теребя в ухе стальную сережку-заклепку. Как бы напрочь не выдрать ее из уха – но даже самой острой боли, какой могли бы отозваться ушные нервы, будет недостаточно, чтобы привести его в чувство. Стоя у металлодетекторов, Чип наблюдал, как девушка с голубыми волосами обгоняет его родителей, девушка с голубыми волосами, студенточка, очень даже соблазнительная незнакомка с пирсингом на губах и бровях. Внезапно ему подумалось: если бы он мог быстренько трахнуть эту девицу, то набрался бы решимости для встречи с родителями,