Это из Татищева.
Идея ясна: будучи уже в весьма преклонном возрасте, Гостомысл (интересно, что в тексте не указывается его «должность», а вся привязка к местности – только упоминание о «Колмогарде», но таких названий по всей Европе пруд пруди, хотя Татищев привязывает этот Колмогард к месту будущего погребения Гостомысла – в районе села Бронницы, что у Ильменя в устье Мсты) обратился к ведунам, которые предсказали великое будущее его потомству. Выглядело такое предсказание оскорблением лучших чувств, поскольку сыновей у Гостомысла к тому времени уже не было (в боях погибли или «в дому изомроша»). Вторая попытка предсказания теперь зимеголами (предки латышей, жившие в нижнем течении Даугавы с выходом к морю в районе Риги, считались знатными предсказателями) не изменила, зато увидел Гостомысл чудесный сон, что выросло из чрева его средней дочери Умилы огромное дерево. Вещуны Гостомыслову сну обрадовались, объяснили, что это и есть пророчество – потомство Умилы продолжит род.
Что тут особенного? Ну, видел человек сон и видел, мало что не приснится? И то, что такие сны слишком часто упоминаются у многих народов в качестве предсказания, тоже неудивительно. Почему кому-то можно их видеть, а Гостомыслу нет? Его сон, что хотел, то и увидел.
Гостомысл собрал всех старейшин славян, руси (?), чуди, веси, мери, кривичей и дреговичей и убедил их, что лучший представитель выросшего в его сне древа – сын Умилы Рюрик.
Что не вызывает вопросов?
То, что Рюрик внук Гостомысла, сын его средней дочери Умилы, которая замужем за каким-то варягом или не совсем варягом, но иностранцем (вероятно, Умила уже была вдовой, потому что о папаше Рюрика речи не шло, а сам Рюрик далеко не малыш). Кстати, в тексте Татищева никаких намеков на это родство дед – внук не видно, просто сказано, мол, послали
«в варяги просить князя», и «приидоша по смерти Гостомысла Рюрик со двема браты и роды ею».
Где про внука-то и дедов наказ?
Умилу и Гостомысла никто не оспаривает, видно, потому, что никому не мешают.
Осталось