дурного настроения. Услышав, как Олег на повышенных тонах поговорил по телефону, могу спросить, что случилось, но получив ответ «Все нормально», дальше пытать не стану. Захочет – потом расскажет, когда успокоится, переварит, разложит по полочкам. Точно так же и он ведет себя по отношению ко мне. Наверное, мы уже при первой встрече рассмотрели в характерах друг друга эту общую черту – уважение к человеку, который рядом. Однажды Олег сказал: – Ты такая странная… – В каком смысле? – Будто живешь в каком-то своем мире, откуда периодически выглядываешь. Не помню, что ответила, но прекрасно помню, что подумала: «Кто бы говорил!» Один из приятелей мужа как-то пошутил: «Олег бывает в двух ипостасях: Меньшиков – праздник и Меньшиков – грозовая туча». Недалеко от истины. Если у Олега хорошее настроение, все вокруг расцветает. Он сыплет шутками, изображает в лицах смешные истории из жизни, поет, аккомпанируя себе нарояле, а присутствующие умирают от хохота, подпевают и находятся на седьмом небе от счастья. Но если он в дурном расположении духа – все, конец света. Ищи коробочку, прячься туда и не высовывайся. На первом этапе совместной жизни меня эти периоды мрачности просто убивали, думала: «А вдруг причина во мне? Жил человек столько лет один, у него был свой уклад, свои порядки… – и тут же себя обрывала: – В конце концов он взрослый мальчик! Я не навязывалась, сам принял решение – пусть теперь несет ответственность!» Со временем, узнав Олега лучше, поняла: несмотря на свой независимый, а порой и высокомерный вид, расправленные плечи, задранный кверху нос – он очень ранимый человек. Его броню можно пробить одним словом. Сколько раз наблюдала: кто-то ляпнет обидное, а Олег, вместо того чтобы дать отпор (я бы, например, точно не спустила!), по вернется и уйдет с побелевшим лицом. Догоняю: – Почему промолчал? Надо было ответить! – Зачем? Дураку все равно ничего не объяснишь. Видела и слезы у него на глазах. От обиды, от сострадания. Помню, показывали фильм «Хатико: Самый верный друг» – о псе, который много лет каждое утро приходил на вокзал встречать умершего хозяина. Олег сидел в кресле перед телевизором: одним глазом смотрел на экран, другим – в книгу. А я чуть сзади, на диване, обливалась слезами. Переживала тихо – без всхлипываний. В какой-то момент он повернулся: – Насть, где у нас лежит… Боже мой, а что ты плачешь?! Тут уж я зарыдала в голос: – Хатико жалко, и хозяина его, и… всех… Олег подсел ко мне, обнял, стал качать как маленькую: – Тсс, успокойся. Смотрю, а у него глаза тоже мокрые. Не по поводу несчастной собаки, а от жалости к рыдающей жене. Оформлять отношения мы не спешили. Знали, что когда-нибудь придется пройти процедуру в ЗАГСе, но чтобы бе жать туда сломя голову… Я, в отличие от большинства девушек, не мечтала о платье со шлейфом, карете и марше Мендельсона, Олега вообще коробит от всяких формальностей. Еще долго жили бы без штампов в паспортах, если бы Меньшиков не получил приглашение из-за границы для подписания очередного рекламного контракта. Он хотел взять меня с собой, проще
