– Клянусь всем святым!
Царь зычно воззвал:
– На штурм! Казанского хана брать живым!
Двинулись полки, укрываясь большими щитами, шанцекопы придвинули туры к воротам. Астраханские царевичи с татарами, пожелавшими драться на стороне Руси, бросились в проломы. Загрохотала артиллерия, затрещали пищали, заорали воины. Сражавшиеся плечом к плечу не слышали друг друга. Защитники подпустили русичей поближе и открыли шквальный огонь из пушек, стрелы дождем накрыли нападавших. На головы бойцов, добравшихся до стен, полился кипящий вар из нефти, полетели заготовленные брусья.
Царь наблюдал с холма. Рядом стояли князь Владимир, командиры горокопов Василий Серебряный и Алексей Адашев, остальные приближенные. Поодаль крутился Глазатый. Шиг-Алей ускакал за озеро Кабан к касимовским татарам и темниковской мордве.
Пушечные залпы с двенадцатиметровой башни между Царевыми и Арскими воротами разметали казанцев и удерживали от подхода резерва. Лестницы уперлись в стены, багры зацепились за выступы, ярость карабкалась по веревкам и перекладинам. Воины взбирались, кидались в смертельную сечу, крошилась дамасская сталь.
– Брат! – возопил князь Андрей, сверкнув радостью на Глазатого. – Брат первым ворвался на стену. Первый в Казани! Так и запиши.
Летописец демонстративно отложил перо:
– Из прынцыпа не буду.
– «Из прынцыпа». Грамотей! – Курбский отвесил задорную оплеуху.
Завоеватели лезли в проломы, наскоро заделываемые камнем, бревнами, грудью защитников. Рухнули под неимоверным напором девять ворот, осаждающие проникли в город, над стенами заколыхалось самодержцево знамя. Поутих огонь взрывов, тусклый дым растаял за чащобами. Двинулись выжидавшие полки, перемахнули через разливную Казанку и тинистый Булак, перешагнули глубокие рвы. Как муравейник закишела Казань, когда вся братия устремляется внутрь, спасаясь от надвигающейся грозы. Навалилась силища, врубилась в живую массу мечами и копьями, как колун расколола полено. Заметались татары по городу, падали со стен снопами, дрались врукопашную. Рычали диким зверем, не щадя живота, телами закрывали ворота. Обливались кровавым потом, глотали гарь, вдыхали гибель. Сшибались стенка об стенку, умирали стоя от невозможности упасть, лишь разрубленные секирами валились кусками.
– Сначала одни накатывают, – пояснял царю Глазатый, – чуть поостыли – другие, потом третьи. Как огненная лава, прорвавшаяся сквозь землю. Такой бой у них зовется «пляской»… Ты глянь, государь, Федоров-то как внимательно смотрит. Учиться, поди.
Как школяр, пойманный за подглядыванием, казачий атаман встрепенулся, бобровое лицо скинуло изумление. Сусар отшатнулся, качнулись перья на одежде и варяжской шапке, но быстро собрался. Изобразил зевок, приглушенный кулаком, пробурчал:
– Чего нам казакам учиться? Смотрите, как Ермак дерется.
– Да уж. С такими лапищами… – Иван усмехнулся. – Сибирь обхватит!
– Ну что,