– Ну вот зачем вы ребенка в больницу притащили? – Бабушка была достаточно бодра.
– Сам вызвался, – сказал папа.
– Спасибо, Сашуль, мне очень приятно. Как дела?
А вот мне не было очень приятно. Вновь я испытывал стыд и самобичевание.
«Спроси, спроси ее про дни перед больницей», – шептал в ухо внутренний демон, державший в руках коньки, на которые я собирал деньги.
– Хорошо, – выдавил я.
– Очень твоей памятью интересовался, – огрел дубиной и меня и демона смеющийся отец. Я мгновенно вспыхнул.
– Моей памятью? – удивилась бабушка.
Я ненавидел себя, весь мир, деньги, коньки, копилки и особенно папу.
– Ага, вероятно, рассчитывает, что ты о чем-нибудь забудешь. Уж слишком тревожный голос у него был, когда спрашивал. – Отец упивался моментом, не подозревая, насколько далек был от истины.
– Слушай, а может, у меня и правда с памятью проблемы? Саня, напомни, что я должна забыть? Я не буду ругать, просто я грехов за тобой не помню последнее время.
Если бы я тогда знал, что такое сюрреализм, то точно бы охарактеризовал ситуацию этим словом. Я уже почти рыдал:
– Ты ничего не должна забыть! Я просто так спросил, когда услышал про болезнь! Я же все изучаю! – Это была правда. Я практически жил внутри Большой советской энциклопедии, если вдруг узнавал о чем-то новом.
– Да ладно, успокойся ты, ну забыла, значит забыла. Считай, что тебе повезло, – с улыбкой на лице «успокоила» меня бабушка. При этой фразе демон внутри меня начал смеяться. Я же был готов взорваться: «Повезло?!»
– Я пошел в туалет, – объяснил я свой уход голосом, дрожащим от обиды и разочарования.
«Деньги – зло. Я тону во вранье. Я больше никогда, никогда…» – вот такие мысли крутились в моей голове все дорогу из больницы домой. Я поклялся не давать в долг больше, чем готов потерять.
Вечером папа сдал мне мелочь, как это периодически происходило последний месяц, и спросил:
– Когда копилку-то разбиваешь?
Мне стало совсем нехорошо. В списке моих «никогда более» ложь находилась на первом месте, но рассказать отцу о судьбе накоплений в нынешних обстоятельствах означало бы катастрофу. Положение было полностью безысходным. Похолодевшими губами я пролепетал:
– Я ее уже разбил, так что мелочь больше не нужна. Спасибо.
– И сколько насобирал? – не отвлекаясь от книжки, поинтересовался отец.
Его равнодушие так диссонировало с бурей внутри меня, что мне казалось – этот контраст осязаем и виден невооруженным взглядом, как парашют Штирлица в известном анекдоте.
– Двенадцать рублей, – обреченность чувствовалась в каждом слове.
– Куда дел?
Я как раз в тот момент читал «Колодец и Маятник» Эдгара По. В рассказе инквизиция создала комнату, в которой стены сжимаются и загоняют жертву в бездонный колодец.
– В