– Поняли тебя, Николай. Помним и твою поговорку: жизнь, а не малина… Ты не горюй, поднимем тебе орбиту…
И шумы. Теперь, как говорится, дело техники. Без связи лучше. Никто не мешает, не спрашивает: не забыл ли? Привыкли каждый вздох контролировать. Вздохнешь, и динамики разносят по центру, и не нужно делать хорошую мину при плохой игре… Да, почему при плохой? Игра у нас – хорошая. Как там Софи с Жаном? Придет ещё их время, а теперь главное сосредоточиться. Проверим ещё разок набор команд. Корабль старый, сделан по-старомодному… Надежно, мудро, без безусловного доверия ЭВМ. Набрал команды, проверил, сосредоточился. Теперь следует убедиться, как сориентирован, «на разгон»? Но только Земля под нами – сплошная облачность. Что же, не горит, подождём. Мелькнула Земля в разрыве облаков. Что это? По глобусу – океан и монотонность океаническая… Но вот мелькнули острова… и бег земли точно: «на разгон». Даю включение двигателя.
Зашелестело в чреве корабля. Фыркнул двигатель, пару раз всхлипнул и ровно застучал. «Нет худа без добра». Разве знал бы он при обычном полете так корабль? А вот пришлось самому его доделывать – пробивать, доставать, изготавливать, и знал он теперь корабль, как свой автомобиль, своими руками перебранный.
На 58-й секунде двигатель не выключился. Ничего. Он может выключить его вручную, но память подсказывала – случалось прежде – увы, «горе от ума». Казалось, следует выключать по инструкции, но существует у двигателя разброс, и интегратор не выключит, пока не набрался импульс. Он подождет еще чуть-чуть, не мешая автоматике, несколько секунд, и если нужно, вручную вырубит… Но подождёт все-таки.
Голова гудела у Жана. И обидно, что не от невесомости. Забывшись он подплыл к иллюминатору и стукнулся об обечайку. И от того была обычная земная боль и шишка на лбу, и он потом снова этим же местом стукнулся.
Жан боялся встречи с невесомостью, и дома задолго спал на наклонной постели, увеличивая наклон, и еще часами висел вниз головой на шведской стенке. А в полёте, когда наступила невесомость, ничего не почувствовал.
Приборная доска, как и на земле, была перед ним, а не как у других «внизу» или «с боку». С невесомостью у него, словом, получилось на редкость хорошо, но его мучила жажда и хотелось в туалет. Но туалет или, как его называли официально, ассенизационно-санитарное устройство размещалось именно здесь, в орбитальном отсеке, где теперь вертелась «учителка». Не мог же Жан – каждые четверть часа её просить отправиться в спускаемый аппарат, где к тому же колдует командир, и затем менять мочеприемник, его ответную часть.
«И что о нём подумают?» Жан считал себя испытателем и умел терпеть. Но запрет всегда рождает желание и ему приспичило. И он кувыркался, показывая, что не испытывает вестибулярных расстройств. Он и в самом деле – не выдумщик и был испытателем. На очередном дне науки, попав в КНЕС, он записался на испытания, и потом неделю провёл в лежачем положении на ткани, расстеленной в бассейне, на воде.
Это тоже легло «лыком в строку». Он переделывал для себя русские поговорки и так