– Что зазастил-то, чорт! – вдруг крикнула девка.– Подал бы графин-то.
Нацедив полный графин холодным красным вином, Марьяна подала его Ванюше.
– Мамуке деньги отдай, – сказала она, отталкивая руку Ванюши с деньгами.
Ванюша усмехнулся.
– Отчего вы такие сердитые, миленькие? – сказал он добродушно, переминаясь, в то время как девка закрывала бочку.
Она засмеялась.
– А вы разве добрые?
– Мы с господином очень добрые, – убедительно отвечал Ванюша. – Мы такие добрые, что где ни жили, везде нам хозяева наши благодарны оставались. Потому благородный человек.
Девка приостановилась, слушая.
– А что, он женатый, твой пан-то? – спросила она.
– Нет! Наш барин молодой и не женатый. Потому господа благородные никогда молоды жениться не могут, – поучительно возразил Ванюша.
– Легко ли! Какой буйвол разъелся, а жениться молод! Он у вас у всех начальник? – спросила она.
– Господин мой юнкер, значит, еще не офицер. А звание– то имеет себе больше генерала – большого лица. Потому что не только наш полковник, а сам царь его знает, – гордо объяснил Ванюша. – Мы не такие, как другая армейская голь, а наш папенька сам сенатор; тысячу, больше душ мужиков себе имел и нам по тысяче присылают. Потому нас всегда и любят. А то пожалуй и капитан, да денег нет. Что проку-то?..
– Иди, запру, – прервала девка.
Ванюша принес вино и объявил Оленину, что ла филь се тре жули,[17] – и тотчас же с глупым хохотом ушел.
XIII.
Между тем на площади пробили зорю. Народ возвратился с работ. В воротах замычало стадо, толпясь в пыльном золотистом облаке. И девки, и бабы засуетились по улицам и дворам, убирая скотину. Солнце скрылось совсем за далеким снежным хребтом. Одна голубоватая тень разостлалась по земле и небу. Над потемневшими садами чуть заметно зажглись звезды, и звуки понемногу затихали в станице. Убрав скотину, казачки выходили на углы улиц и, пощелкивая семя, усаживались на завалинках. К одному из таких кружков, подоив двух коров и буйволицу, присоединилась и Марьянка.
Кружок состоял из нескольких баб и девок с одним старым казаком.
Речь шла об убитом абреке. Казак рассказывал, бабы расспрашивали.
– А награда, я чай, большая ему будет? – говорила казачка.
– А то как же? Бают, крест вышлют.
– Мосев и то хотел его обидеть. Ружье отнял, да начальство в Кизляре узнало.
– То-то подлая душа, Мосев-то.
– Сказывали, пришел Лукашка-то, – сказала одна девка.
– У Ямки (Ямка была холостая распутная казачка, державшая шинок) с Назаркой гуляют. Сказывают, полведра выпили.
– Эко Урвану счастье! – сказал кто-то. – Прямо, что Урван! Да что! малый хорош. Куда ловок! Справедливый малый. Такой же отец был, батяка Кирьяк;