Вместе со светом нахлынуло пространство. Как же много значат для людей их заблуждения! Йозефик, до того как включил свет, был уверен, что вломился в какую-то подсобку, где швабры хранят, а оказалось, что за маленькой дверцей находится просторный круглый зал с куполообразным расписным потолком. По кругу стояли резные колонны, между которыми были натянуты шелкотканые гобелены. На них были изображены прекрасные и тоскливые по причине отсутствия обнаженной женской натуры пейзажи. Точно в геометрическом центре зала, прямо на зеркально-черном полу, в котором отражался потолок, возвышалась то ли изящная кафедра, то ли нагулявший жирку пюпитр. Это был единственный предмет не декоративного вида в этом зале, поэтому Йозефик двинулся к нему. На не определившемся со своим происхождением и назначением предмете мебели лежал лист тончайшего пергамента, на котором был во всех деталях скорее начерчен, чем нарисован костюм мечты и под ним выведено четверостишие витиеватым почерком:
Кольс сударьс желаетс платьес своёс,
Тос мыс обязуемс исполнитьс.
Пустьс нижес поставитс своес фамильёс,
О платес по почтес напомнимс.
– Бредс какой-тос, – только и сказал Йозефик, подхватил лежавшее рядом перо неведомой ему птицы, вероятно, способной украсть слона из городского цирка, и, высунув от усердия кончик языка, аккуратно вывел свою подпись. Получилось очень и очень недурственно. Во всяком случае, это не шло ни в какое сравнение с теми закорючками, которые он ставил обычно. Он никогда особо не старался выводить своёс фамильёс, так как всю свою жизнь с каждой своей подписью он все глубже и глубже загонял себя в бумажную кабалу, взамен ничего внятного не получая. Впервые в жизни он получил что-то взамен своей подписи, кроме обязанностей и проблем. И не просто что-то, а то, что страстно желал.
Стоило Йозефику положить перо на место, как со всех сторон стало доноситься еле слышное тиканье, будто сотни карманных часов спрятали под подушку. По-прежнему теряющийся в проблемах самоопределения, отпрыск неизвестной мебельной мастерской вместе с пергаментом и пером без предупреждения провалился сквозь мраморный пол, оставив на память о себе… собственно, ничего. Это вызвало у молодого человека тревогу, а вот скрип прикрываемой дверцы, через которую он сюда проник, подтолкнул его расшатавшуюся за последние сутки психику к тому перекрестку черт, с которого можно попасть хоть в панику, хоть в истерику, хоть вообще по полной программе загреметь на полный пансион в Луприанский психиатрический хоспис строгого режима № 29. Йозефик двинулся по веселой дорожке истерики, чем проявил свой выдержанный виртонхлейновский характер.
– Что здесь происходит,