К счастью, до Лупри не докатилась мода строить фанерные домики. Только старый добрый кирпич. Поэтому грузовик, не вписавшись в поворот и впилившись в стену дома, благополучно издох. Погони больше не было, но преследуемые об этом не знали.
Не отрывая глаз от якобы дороги, Мону вытащил из бардачка компас. Его опыт летчика советовал ему при нулевой видимости идти по приборам. Теперь он уверенно уводил свой верный автомобиль с перепуганным до смерти пассажиром к одному ему известной цели. Через час езды Мону наконец нарушил молчание.
– Жаль, альтиметра нет.
Сию же секунду такси выскочило на открытое пространство. Вдалеке виднелась проселочная дорога, несколько рощиц и на невысоком холме здание угрюмого вида, обнесенное еще более угрюмого вида забором. Мону лег на курс «прямо на забор». Он прислушался и теперь, когда не мешал шелест травы, услышал, что сирены стихли. На его лицо вернулось выражение человека, достигшего просветления, он снова плавно вращал баранку и ласкал своим взором предполагаемую траекторию движения. Несмотря на произошедшие с водителем перемены к лучшему, Йозефик смотрел на него волком. Бледным, перепуганным волком.
До забора оставалось не более ста шагов. Мону впервые отвлекся от дороги и обернулся к Йозефику. В его намерения входило извиниться за свою несколько нестандартную реакцию на свист и по возможности успокоить пассажира. По вселенскому закону подлости, в то же мгновение перед машиной нарисовался валун. Размеров достаточных для полноценного действия вселенского закона подлости. Далее вступили в игру законы физики, и автомобиль покатился кубарем, разбрызгивая во все стороны осколки стекол, полезные железяки и передние колеса. Грохот и скрежет безуспешно пытались заглушить смрадную брань Йозефика.
Когда акробатические этюды завершились, посреди луга самовозведенным надгробием застыла бесформенная груда железа. В наступившей тишине звенели насекомые. На все еще покачивающемся колесе уже удобно устроилась ворона и своим победным карканьем скликала товарок на праздник живота.
В считаные минуты на поверженном остове некогда почти могучего транспортного средства, ныне похожего на издохшего на спине жука, собралась целая стая. Некоторые особо ретивые птахи с глухим стуком пробовали клевать днище.
Из салона раздались тихие стоны. Это Йозефик вир Тонхлейн не спешил присоединиться к своим почившим родственникам. Все органы, словно сговорившись, посылали мозгу один и тот же сигнал: «Очень больно». В обычной ситуации такие сообщения даже от самого завалящего мизинца серьезно подпортили бы настроение, но автокатастрофа была для Йозефика совсем не обычной ситуацией.
В кружащейся голове вяло раскачивалась мысль, что весь этот кошмарный дискомфорт говорит лишь о том, что жизнь еще не покинула тело. В противовес