Правда, характер у боцмана был безнадежно испорчен долгим лечением. Он отвергал вредные привычки, боялся ревматизма и анемии и грустил о тех безоблачных днях, когда он был живым бесстрашным морским волком, плюющим с фок-мачты на любую хворь…
Тут рассказ прервался, потому что боцман неожиданно запел. Голосок у него был слабенький, поэтому все мы затихли, чтобы расслышать слова его печальной песни:
Я спою вам пиратскую песню о главном,
Абордажную песню с победною нотой.
Не болят у пирата аппендикс и гланды,
Он не может уйти на больничный с работы.
Он находится в центре бушующей схватки,
Средь клинков и орудий, в разбуженном море…
Если с печенью вдруг у него неполадки,
То не может пират укатить в санаторий.
Мы гроза океанов, искатели кладов,
И врагов мы пускаем на дно очень быстро…
Но нам клада не надо и битвы не надо —
Нам бы лучше сходить на прием к окулисту…
Боцман допел последний куплет и поправил повязку на глазнице. Скелет попугая, нахохлившись, дремал у него на плече.
Я отерла слезы платочком и ласково сказала:
– Боцман, хотите, я вам череп отполирую? А то он выглядит каким-то подплесневелым.
– Мерси, – поблагодарил боцман печального образа. – Вынужден отказаться от вашего лестного предложения, мадам, поскольку это не плесень, а медицинский линимент Флуцинара – Стрептоцидова. К сожалению, я навсегда получил привычку поддерживать с помощью лекарств свое бренное существование…
К этим словам боцмана Бецмана все сидевшие за столом прислушались с уважительной печалью. Молчание нарушил скелет с ермолкой на черепе:
– Я вам таки скажу, что доктора – это нечто! Единственные, кто умеет нас, моряков, мало-мальски лечить, так это судовые эскулапы, у которых на все болезни, от поноса до гангрены, есть одно вернейшее средство – пинта ямайского рома напополам со жгучим перцем. Вот такое лекарство подымет мертвого!
– Почтеннейшая публика, позвольте вам рассказать одну весьма поучительную историю, касаемую всякой медицины и прочих Гиппократов, – стуком фаланги указательного пальца о бокал призвал к вниманию скелет, доселе молчавший и представившийся нам как штурман Сведенборг. – Это было давно, еще в те славные времена, когда я топтал палубу барка «Святая Целестина». Служил с нами на барке матросом один парень – дюжий