Диагноз: одиночество. Рушель Блаво

с мамой…

      – Давайте попробуем разобраться. Василий, начнём сначала, иначе говоря, с мамы. Почему вы думаете, что, возможно, проведёте с ней отпуск?

      – Но, Рушель, как же она одна! У неё же, кроме меня, нет никого!

      – А Наташа?

      – И у неё… Что же делать?

      – Да ничего особенного, Василий. С кем бы вы хотели вместе отдохнуть?

      Последовавшая долгая пауза стала для меня ответом на мой вопрос: Василий ни с кем из своих женщин не хотел бы быть, и не был бы, будь на то его воля. А вот воли у него пока что и нет. Наташа, как я полагаю, совершенно бессознательно, берёт его на тот же крючок, что и его мама – на жалость. Только другого крючка – властности и одновременно виктимности, – у Наташи нет: не такой она человек. То есть виктимность, видимо, есть, но совсем другого рода, не та, что у матери Василия: Наташа трогательно радуется каждому знаку внимания, который ей оказали небеса (например, встретился Василий, не позволил сдать в ломбард телевизор, стал её любовником), но требовать ничего не может – сил у неё нет. Несчастная женщина, и нужно что-то особенное, чтобы резко сломать её отношение к себе, не то быть ей вечным объектом жалости. И даже жалостью никого она не сможет удержать, потому что не стремится, просто не видит такой возможности, только плачет тихонько.

      Вот такая вот доля психотерапевта – анализировать свойства личности других людей, которые вовсе не являются твоими клиентами, – прошли бы мимо, ты бы их и не заметил. Но они связаны с твоим клиентом, и так становятся объектами анализа, и думаешь о них, думаешь постоянно, и так становятся они частью твоих исследований, а значит – твоей жизни…