– Это моя дочь, Гретхен. – Сказал по-немецки Циммерман. Акинфий разобрал только имя "Гретхен" и вежливо отрекомендовался:
– Демидов Акинфий. – При этом густо покраснел, рассмешив дочь мастера. Девушка с улыбкой, тоже представилась:
– Гретхен! – сделав небольшой реверанс, и подала парню руку для пожатия. Акинфий сделал неумелое движение, поднес ее руку к своим губам и прикоснулся к гладкой коже руки. Это вызвало смех и быстрый поворот ее к столу. Она стала вынимать из корзины и расставлять посуду с едой на обеденном столе, что стоял в мастерской поодаль от печи. Когда приборы с едой были расставлены, Акинфий с удивлением обнаружил, с какой аккуратностью был накрыт обеденный стол. В этом грязном цеховом помещении, с прокопченными черной сажей стенами на деревянном столе появилась белоснежная скатерть с глиняными тарелками и чашками. В центре стола горшок с горячим супом на отдельном месте возле супа нарезанные ломти белого хлеба, две ложки и два бокала для вина. Акинфий вначале подумал, что дочь собирается обедать вместе с отцом, но потом догадался, что Виниус заезжал по просьбе Циммермана к нему домой, чтобы предупредить дочь, что у него появился заграничный ученик и обед должен быть накрыт на двоих. Гретхен наполнила супом две миски, положила возле них серебряные ложки и жестами стала приглашать мужчин к обеду. На девушке было длинное платье с белым передником, который она надела, когда накрывала на стол. Такая аккуратность не была свойственна русским кузнецам, привыкшим к чумазому кузнечному цеху, где все работники черпали щи во время обеда с одной посудины, усаживаясь вокруг наковальни, куда ставили горшок со щами во время обеда. Для аппетита выпивался штоф водки, бывало, черпала вся ватага кузнецов по цеху одной ложкой по очереди, как и водку, пили из одной кружки. Удивлению Акинфия не было предела, до чего была вкусной еда и вино. Но насчет вина он мог еще поспорить, красное русское вино на вкус было лучше немецкого, а вот еда и эти копченые куриные окорочка