Точно так, как в фильме «Чапаев», когда ординарец натирал полы в кабинете генерала.
Спустя час, паркет становился зеркальным.
В школе вообще культивировали чистоту, в том числе в отношении курсантов.
По утрам, перед разводом на занятия, инструктора всех выстраивали по сменам и осматривали.
И если ни дай бог у кого была грязная роба, несвежий синий воротник (звался гюйс) или не чищенные гады, сразу следовал наряд вне очереди на службу или работу.
В первом случае стоять дневальным по роте (ночной сон четыре часа) а во втором драить гальюн или умывальник до трех ночи.
Действовало безотказно.
Когда приборка завершалась, появлялись старшины, они в это время обычно «забивали козла»* в своей комнате и принимали работу. Если что ни так, заставляли повторять.
Затем приборка заканчивалась, проветренные постели доставлялись с улицы в помещение, обтягивались, и следовала команда «на обед». Туда рота шла по коридору третьего этажа, пронизывающему всю казарму. Причем вольным шагом.
Десяток лет назад, в одном из военно-морских училищ Ленинграда, вот также, но строевым, шла на обед рота курсантов. И бац, провалилась вниз на этаж. Командование тут же сделало выводы.
После обеда следовал час отдыха, а потом собирались в баню.
Для начала дневальные притаскивали из каптерки свежее постельное белье в мешках, и мы перестилали кровати. Второй ходкой приносились такие же тельники и кальсоны. Все доставлялось из прачечной.
Далее прихватывались туалетные принадлежности, рота одевала шинели с шапками, и по команде выбегала на плац.
А оттуда строем, через ворота, в город, с интересом пялясь по сторонам и вдыхая воздух свободы.
Шире шаг! Па-адтянись! – время от времени орал кто-нибудь из старшин, следовавших сбоку строя, по тротуару.
Баня находилась в получасе хода от школы, в пятиэтажном, красного кирпича здании.
Заходили с черного хода, по команде, точнее забегали. По трапам (так звалась любая лестница) курсантам надлежало передвигаться только так.
Сначала вламывались в длинную, с деревянными крашеными диванами раздевалку, стараясь занять лучшие места и быстро раздевались.
При этом оставлялась пара дневальных, чтобы ничего не сперли (в бане, помимо нас, встречались и гражданские). Затем, прихватив мыло с мочалками, голые неслись в моечный зал.
Там, в размытом свете, клубился горячий пар, и тянулись бетонные скамейки с горками жестяных тазов.
Расхватав их, бросались к парным медным кранам, торчащим из стен, и вода с фурчанием наполняла емкости.
Кругом стоял непередаваемый гвалт, тут и там летали матерки, раздавался смех, короче, Содом и Гоморра*.
Здесь мы впервые увидели флотские наколки. У Захарова с Сомряковым на предплечье. Подводная лодка в розе ветров*, а ниже «ДКБФ 1969-1972». Очень всем понравились.
– Закончу