– Продумаем, Александр Николаевич. Не беспокойтесь.
Даже сейчас он не рискнул «снять кольчугу»: сработал годами шлифовавшийся инстинкт самосохранения, который лишь укрепили всевозможные рефлексы…
Глава тридцать седьмая
Мазуров оказался «не мальчиком, но мужем»: не стал «играть в кошки-мышки» с партийным идеологом. Нарождающееся самовластие Брежнева беспокоило его не меньше, чем Суслова. Пусть и – «с другого фланга»: если Кирилл Трофимович соответствовал песенной установке «прежде думай о Родине – а потом о себе», то Михаил Андреевич поступал с точностью «до наоборот». Но сейчас это не мешало им быть союзниками: для Мазурова «коллективный стиль руководства» не являлся ни идеологическим штампом, ни средством прикрытия собственных интересов. Неправильный Кирилл Трофимович неправильно же и думал.
А думал он о деле. Он уже видел, что Брежнев начинает обходить членов Политбюро – и не только «в забеге», но и во мнении. Речь пока не шла об обструкции взглядов. Да в этом и не было необходимости: Леонид Ильич мог пренебречь чужим мнением, и не прибегая к конфронтации. Конфронтация – не его стиль. А, вот, в «бескровных» методах «борьбы с инакомыслием» Генеральный не знал себе равных.
Меньше всего Мазурова беспокоила податливость Брежнева к лести. В конце концов, это только человеческая слабость – и всё. Куда большую опасность представляли властные замашки Генерального, уже сейчас начинающего демонстрировать характер и «показывать зубы».
Если бы Брежнев обладал талантами Ленина или Сталина, Кирилл Трофимович закрыл бы глаза и на это. Со спокойной совестью или беспокойной, но закрыл. И это несмотря на то, что был убеждённым сторонником выработки коллективного мнения, которое одно только и могло уберечь от принятия ошибочных решений с последствиями. Но Леонид Ильич не обладал такими талантами. Он не был вождём.
Да, Брежнев уже начинал становиться лидером. Но не за счёт выдающегося интеллекта, а исключительно за счёт прекрасно усвоенного им принципа «Кадры решают всё!» И не только усвоенного, но и мастерски реализуемого на практике: и в этом отношении Брежневу не было равных. По части знания кадров, по части умения работы с ними, по части оперативного реагирования на малейшие движения вокруг себя – даже на значительном отдалении – Леонид Ильич наголову превосходил коллег.
Но культуркой и интеллектом новый лидер не блистал, несмотря на реноме знатока поэзии. Факт имел место, но как единичный. Как исключение, лишь обслуживающее правило. Пока Брежнев поудобнее устаивался в кресле, это было не так заметно. Но по мере того, как он всё больше «входил в образ», а его кресло всё больше входило «в образ трона», его недостатки не могли уже не познакомить с собой товарищей.
Пять лет продержался Леонид Ильич в образе «первого среди равных». Пять лет он внимательно прислушивался к советам и мнениям товарищей. Во всяком случае, так думали они сами. Хотя, похоже,