– Он бабник, – возразил Коррадо.
– Да какая разница? – отозвался Микеле.
– Разница, потому как пороки дорого обходятся.
– Верно говоришь, Коррадо. А к тому же, он уже три раза пытался объегорить меня на рынке. Нет, в Каср-Йанне нету никого. Хочу, чтобы вы, как пройдет Христуйенна50 и в полях работать не будут, пошли в иклим Демоны, там народ доселе по-гречески изъясняется, и христиан больше половины. Пойдите туда и сыщите вашей сестре жениха… а после и про самих себя покумекайте.
Коррадо с Микеле переглянулись, и вдруг грохнули хохотом от мысли, что придется искать себе невест.
– Коррадо, ты бывал в тех местах; что расскажешь про тамошних красоток? – воодушевленно спросил Микеле.
– Мне девять лет было.
– Ну ты же помнишь тамошних баб…
– Помню горожанок Раметты51… светлолицые да кареглазые!
– Хватит вам! – вмешался Алфей и добавил: – Сколько раз наказывал не поминать про те годы? Коррадо считай, что родился в нашем доме!
Парни украдкой понимающе переглянулись: Микеле втихомолку указал себе на грудь, Коррадо прожестикулировал, будто у него полные руки, давая понять, что груди у девушек из иклима Демоны налитые. Аполлония заметила: ну это уж слишком! Она расплакалась и, ничего не говоря выскочила, из сарая. Пробежала через поле, уселась в рощице под деревцами сумаха и притихла. В тот день она так и не поела, и когда Коррадо пошел искать ее и прошел мимо, она пригнулась низко-низко, чтобы он ее не заметил.
Глава 11
Перед тем как снова потерять сознание, Коррадо успел заметить икону Богородицы, ту, что стояла в нише на фасаде дома, ставить икону надо было обязательно, чтобы отличить христиан. Микеле притащил его домой на горбу, а Аполлония шла впереди и пробивала дорогу среди бегавших взад-вперед перепуганных сельчан, которые старались потушить горевшие дома и постройки. Пламя пожирало дом Умара, а из амбара десяток мужчин выносил зерно, стараясь спасти как можно больше семян; Алфей тоже спасал посев.
Катерина стояла в двери и плакала, когда ее родные сын и дочь принесли домой третьего сына, который принял муки и чуть не умер, встав за доброе имя принявшей его семьи.
Микеле уложил Коррадо на кровать и бросился назад на подмогу отцу и односельчанам тушить полыхающий амбар.
Аполлония принесла светильник, но замерла в двери, когда увидела, что мать сняла с Коррадо пропитавшиеся потом и ночной росой тунику и штаны и набрасывала на него сухие покрывала. Аполлония не помнила, чтобы когда-нибудь видела Коррадо обнаженным, она покраснела и не стала подходить. Позднее глубокой ночью она снова сидела одна у его кровати, как сидела у столба в прошедшие дни. Прикладывала ему ко лбу влажную тряпицу, может от прохлады жар спадет.
Когда Коррадо открыл глаза, в маленькое окошко лился первый матовый свет, предвещавший зарю, а по рабаду разносились звуки