– Ну, молодец! – кто‐то поглаживал его по плечу.
– Как тебя зовут‐то, парень?
– Семендей…
– Ах, если бы Абдай слышал, как ты сегодня играл!
– Кто это? – спросил опьяневший от тепла Семендей.
– Хозяин тумыра. Помер недавно.
– Да чё ты говоришь‐то, Янипа? На этой тумыре играл ещё Кубакай, а лишь потом, когда он угорел в бане, Абдай пришёл.
– Ну, хорошо! Теперича вот Семендей играть будет…
В голове ещё пели старушки, и стучал тумыр, когда Семендей вошёл в класс и сел на своё место.
– Семён, тебя не было три дня! – услышал он дрожащие нотки над головой. – Ты что, болел?
– Нет.
– Тогда, что же?
– Ну, я это… Со старушками играл на тумыре…
Смех заплясал в классе и умер ухмылкой на тонких чернильных губах учителя. Семендей выскочил и тут же сбил с ног Шакира, вожака местной шпаны.
– Ты, бля, Рыжик, совсем оху… что ли! – он больно ткнул костяшками кулачка ему под рёбра.
И вдруг внутри Семендея пружина выпрямилась и зазвенела. Широкая пятерня скомкала злобную мордочку Шакира и начала отрывать голову от тщедушного тельца. Кто‐то прыгнул на Семендея сзади и стал душить, на его крепкой, как ствол деревца, руке повисли остальные. Парень рычал волком, расшвыривая их по коридору. Последний размашистый удар вслепую пришёлся прямо в напудренный лоб директрисы. На выручку ей уже трусил с трубочкой кроссвордов отяжелевший от обеда охранник. Семендей одним прыжком очутился на подоконнике, вторым – перелетел через репей и… Последнее, что услышал, когда летел, было кем‐то брошенное из преподавателей: «Надо же, а на вид такой тихий парень!»
Уже привычно, без опаски, покрутил барабан в руках. Тихонько выбил тремоло, прислушался, потом озорно шлёпнул, как будто прихлопнул слепня на крупе коня, и вдруг тумыр завертелся, принимая градины ударов и редких поглаживаний.