Итак, получается, что Отдельный корпус жандармов руководил не политическим сыском, а различными и многообразными жандармскими структурами, из которых только одна – ГЖУ – имела отношение к политической полиции, и то это была лишь часть их более обширного функционала, и в этой своей деятельности ГЖУ подчинялись не ОКЖ, а Департаменту полиции.
Правомерность выше сказанного подтверждается материалами моего исследования: единственный тип делопроизводственной переписки по вопросам политического сыска, в котором участвовал Отдельный корпус жандармов, – это назначение чинов губернских жандармских управлений, присвоение им званий, выплата наград, т.е. строевая компетенция, как и утверждается в монографии З.И. Перегудовой. Товарищи же министра внутренних дел, заведывающие полицией (шефы жандармов), в деятельности формально подчиненного им Департамента полиции участия практически не принимали. Скажем, мне ни разу не встретились ни в ходе моего исследования, ни в других работах какие-либо упоминания документов за подписью В.В. фон-Валя (шеф жандармов в 1902–1904 гг.) или К.Н. Рыдзевского (шеф жандармов в 1904–1905 гг.).
Эта констатация нужна не столько для того, чтобы опровергнуть или опорочить точку зрения о главенстве Отдельного корпуса жандармов в политическом сыске над Департаментом полиции, сколько для подтверждения одного из тезисов, важных для данного исследования, – о незавершенности и противоречивости процесса превращения политической полиции Российской империи в систему спецслужб. А это, в общем-то, ставит вопрос о применимости самого термина «спецслужбы» к дореволюционному политическому сыску в целом.
Однако откуда взялись эти две разные