– А тут что за вещи? – спросил пристав, подойдя к углу, где были сложены оставшиеся от опытов угломер, масляный диск и лампочка с веревкой.
– Это – части прибора для экспериментального исследования явления.
– А лампочка для чего?
– Я ее во время опытов поднимал при помощи веревки и на круге измерял угол видимости.
– Федорчук, приобщи.
– Слушаю-с.
Пристав присел к столу и стал складывать в один пакет всю захваченную у меня добычу. Затем, заметно повеселев от того, что неприятные обязанности выполнены, он закурил, повернулся ко мне и уже более мягко, без официальности, сказал:
– А вы знаете, мне тоже, это самое… Луна при восходе кажется больше, чем когда наверху.
– В самом деле? – оживился я. – А во сколько раз больше?
– Ну, раз в восемь. А от чего это зависит?
– У нас тоже… Из-за сада, возле главной почты, луна всегда здоровенная выходит, – хрипло отозвался молчавший до сих пор дворник.
– Отчего зависит? – любезно переспросил я пристава. – Если хотите, с удовольствием расскажу вкратце, коснувшись только слегка литературы вопроса… Помимо астрономов, которым особенно часто приходится наблюдать это явление, многие лучшие умы человечества тоже давно бились над разрешением загадки…
Я начал с Паскаля; упомянул имена нескольких крупных астрономов. высказывавшихся по данному поводу: перешел к разным психологам, разбиравшим этот вопрос в различных «вохеншрифтах» и «фиртельяршрифтах»… И, наконец, дошел до метода физиолога Филена; вышел на середину комнаты, стал спиной к столу, раздвинул ноги и, наклонив голову, начал смотреть на пристава между ногами, упираясь руками в пол. Хотя голова пристава при таком рассматривании оказалась как будто бы перевернутой, – с подбородком на месте лба и со лбом на месте подбородка, однако я все же уловил на его лице необычное выражение: нечто в роде испуга, смешанного с явной жалостью.
Тяжко вздохнув, он быстро встал со стула, забрал пакет с приобщенными к делу вещами и приказал городовому и дворнику следовать за собой.
– Ну, до свиданья, – как-то грустно глядя на меня сказал он. – Вы не имеете права покидать квартиры. На лестнице я оставлю охрану. A после доклада моего определится, будете ли вы освобождены, или препровождены к месту заключения.
Он протянул мне руку и добавил:
– А, все-таки, путаная вещь эта наука.
Около полуночи явился околоточный, снял охрану и сообщил мне, что я оставлен на свободе. Но свобода эта оказалась не полной; долгое время после обыска, несколько месяцев, при своих выходах из дому я замечал, что за мной всегда следует сыщик.
Ясно,