Думал я – поживу у этих гостеприимных людей две, три недели; за это время правительство одумается, даст нам справедливую конституцию; революционеры тоже одумаются, успокоятся; земские и городские деятели отдохнут от банкетов и резолюций; в общем, все войдет в колею. И я вернусь в освобожденный от инспекции и педелей44 автономный храм чистой науки.
Но время шло. Войска наши на Дальнем Востоке – у Сандепу, Мукдена, Телина отступали. Революционеры на Западе – в Киеве, Одессе, Харькове – наступали. Вслед за гапоновской истерией в январе начались волнения повсюду. В деревнях появились агитаторы, призывая крестьян к выступлениям против помещиков. А затем, уже в июне, одесские рабочие под руководством социал-демократов устроили пробное восстание, подожгли портовые здания; на броненосце «Потемкин» вспыхнул бунт…
В общем, ничто не предвещало скорого успокоения. И оставаться мне так долго в Кишиневе у знакомых становилось уже неудобным. Я отлично понимал, что всякий званый гость, если он засидится, неизбежно превращается в татарина. Таким образом, нужно или уезжать обратно в Одессу, или найти работу в Кишиневе и устроиться самостоятельно. Но какую работу? Уроки едва ли найдешь в такое тревожное время. Поступить куда-нибудь на службу – ужасно. Да и не стоит на короткий срок. Не заняться ли литературным трудом?
В Кишиневе издавалось тогда две газеты: «Бессарабец» и «Бессарабская жизнь». «Бессарабец» принадлежал знаменитому Крушевану45, имя которого было одиозно не только левым кругам, но и людям умеренных политических взглядов. О нем говорили в юго-западных городах и местечках, как о каком-то мистическом чудище: не то это был Вий, не то Вурдалак. «Бессарабская жизнь», наоборот, оказалась газетой либеральной, примкнувшей к недавно народившейся конституционно-демократической партии. Редактором-издателем ее был очень милый, умеренно-образованный местный подрядчик, и имя его, в противоположность Крушевану, ни для кого одиозным быть не могло уже по одному тому, что этого имени никто в мире не знал, кроме тех кишиневцев, которым он строил дома и хозяйственные пристройки к ним.
Разумеется, я, как либеральный студент, стал подумывать о сотрудничестве именно в этой газете. Но как сотрудничать? На каком амплуа?
Правда, еще в 1902 году, будучи на втором курсе, я написал замечательную философски-математическую статью: «Метод координат и его биологическое обоснование», послал ее в журнал «Научное обозрение» Филиппова46, и статья была напечатана. Но «Научное обозрение» – одно, а «Бессарабская жизнь» – другое. Кто из читателей газеты оценит глубину моей мысли и мое дарование, если я хотя бы в осторожной форме вернусь к теме о методе координат в настоящее тревожное время?
И, вдруг, на память мне пришло одно обстоятельство из моей прежней жизни: ведь с восьми лет до четырнадцати я был очень плодовитым поэтом