Русинов получил согласие руководства, однако на предложение попутешествовать по родным местам Авега ответил категорическим отказом.
– Обратного пути нет! – отчего-то разволновался он. – Мне определено идти на реку Ганга.
– Кем определено? – доверительно спросил Русинов.
– Роком… Я – Авега! Даже если совсем ослепну – пойду слепой. – Он вытащил расческу и принялся расчесывать свои длинные волосы. – Скоро закроется дорога! И мне снова придется ждать восемь лет, а Валькирия не впустит в свои чертоги, не обнажит передо мной своей прекрасной головы, не покажет чудных волос…
– Кто она – Валькирия? – воспользовавшись печальной паузой, спросил Русинов.
– Валькирия, вот. – Он показал открытку с картиной Васильева «Валькирия над сраженным воином». – Или вот! Посмотри, как она прекрасна! Видишь, светит мечом!
Авега поднес ему другую открытку, где была изображена русоволосая дева (иначе сказать невозможно!) со свечой в заиндевелом зимнем окне. Картина называлась «Ожидание».
– Я уже был изгоем, – вдруг признался Авега. – И больше не хочу. И потому повинуюсь року – пусть уносит вода. Мне сейчас хорошо.
– А если тебя отпустят, ты пойдешь на реку Ганг?
В глазах Авеги не появилось ни надежды, ни проблеска радости. Он снова стал спокоен, как сфинкс.
– Повинуюсь року.
– Но ты можешь пробыть в этих стенах до самой смерти! – взорвался Русинов, чего делать не следовало. – Ты же – Авега! Ты знаешь пути! А это все умрет вместе с тобой, и ты не выполнишь своего предназначения.
Авега неожиданно улыбнулся, по-детски показывая белые молодые зубы.
– Нет лучшей доли для Авеги – умереть в пути! Карна изберет меня, и обнажит голову, и осветит мечом дорогу. Я увижу свет «сокровищ Вар-Вар». Самый чистый и сияющий свет!.. Пусть после смерти, но стану Вещим.
Загоревшиеся глаза вдруг вновь утеряли блеск и стали пронзительно-голубыми, холодными, как прежде.
После этого разговора, естественно, записанного на пленку, Русинова вызвали к руководству закрытым отделением и взяли подписку о неразглашении любых сведений, касающихся Авеги, и как бы временно отстранили от работы, предоставив недельный отгул. Русинов снова засел в библиотеке, пытаясь отыскать хоть какие-то упоминания о «сокровищах ВарВар». Все это можно было отнести к бреду, но стройность и поэтика слов