– Среди всех моих женщин ты – самая умная!
– Я не твоя женщина.
– Неправда! Ты всегда будешь немножко моей, как и я – твоим.
Ещё месяц назад я бы заложила душу за эту фразу. Но теперь в воздухе было что-то насквозь фальшивое – настолько фальшивое, что окружающий нас вечер с машинами, домами и снопом горящих ночных фонарей казался лишь театральной декорацией, давным-давно выброшенной на свалку. Я не знала, как это произошло, но именно в тот момент я впервые почувствовала в себе всёвозраставшее чувство тревоги. Так чувствует себя человек, который подозревает в глубине собственного тела страшную неизлечимую болезнь. Вроде бы ты здоров, и мир вокруг прежний, но только ощущаешь, что из крохотной клеточки в глубине разрастается чудовищная тёмная опухоль… И первым, на что она повлияет, будут глаза. Потому, что в тот самый момент ты станешь видеть мир абсолютно по-другому. Для тебя этот мир навсегда потеряет прежний облик. И отныне так будет до самого мучительного конца. Я пережила достаточно спокойно и странную историю с «фотоаппаратным» маньяком, и с телефонными звонками, и с посылками… Я попыталась воспринять эту историю, как нормальный человек в здравом уме. Но никогда в душе не было такого мучительного чувства тревоги, как в тот момент, когда в сумраке наступившего вечера я увидела стоящую напротив фигуру и сказала самой себе, что это – неправильно. Неправильно! Как совершать безумно глупый поступок и точно знать о том, что никогда не сможешь ничего изменить.
В тот момент мне захотелось бежать, и я инстинктивно сделала несколько шагов по тротуару. Передо мной во всей красе сиял существенный выбор из двух возможностей: безднаи пропасть, почти одинаковой глубины. Броситься к нему – скатиться по острымвыступам бездонного горного ущелья. Уйти от него – ещё больше себя поранить, буквально разорвать тело о режущие выступы камней. Думая так, я застыла на месте, каким-то шестым чувством подозревая, что поступаю неправильно. И только ощущение тревоги росло и крепло, как внезапно нахлынувшая головная боль. Пока я мучилась сомнениями, он бросился ко мне и даже схватил за руку, и когда его пальцы прикоснулись к моей коже, я вдруг поняла, что уже – поздно, и от этого что-то пронзительно и надрывно заныло в душе. И не потому, что прикосновение его рук было похоже на разряд электрического тока, насквозь протаранившего мою кожу. А потому, что я поняла: существует и третья возможность выбора, третья пропасть – остаться с ним, и умирать от неизмеримой сладости прикоснувшихся, случайно или намеренно, его рук…
Он попытался развернуть меня в круг света уличного фонаря, чтобы прочитать на моём лице, появилась ли у него возможность. От того, что он так трагически ждал моих слов, его лицо стало ещё более растерянным. Я почти сдалась, и он понял это, когда услышал:
– Что ты хочешь?
И буквально силой увлёк меня вниз по улице, приговаривая:
– Всего на пару минут…
Внутри машины было тепло, и сквозь плотные стекла почти не доносились звуки окружающего мира. Мягкие сидения пахли свежим винилом. Я удобно откинулась в кресле.
– Ты