– Домой. Адрес хоть помнишь?
– Спрашиваешь!
И путь к ее дому Кирилл знал. Она снимала комнату в доме на Котовского.
– А номер моего телефона?
– Помню.
– А почему не позвонил?
– Потому что баран.
– Еще какой.
– И что же теперь делать?
– А что ты сейчас делаешь? Куда ты ехал?
– Ну, в магазин…
– Жена попросила?
– Ну, в общем, да…
– Вот и езжай в магазин. У тебя своя жизнь, у меня своя.
– Конечно, такое не прощается, – вздохнул Кирилл.
– Что не прощается?
– Ну, я теперь с другой…
– Не прощается другое. Не прощается то, что ты поверил Зинке.
– А что прощается?
– Пока ничего.
– Но я могу надеяться?
– На что?
– Ну, на прощение…
– А еще на что?
– Мы могли бы встретиться…
– Это ты о чем? – удивленно вскинула брови Настя.
Кирилл прикусил язык. Действительно, о чем это он? Как он может встречаться с Настей, когда в ногах такая обуза. Это сегодня Роза не захотела ехать с ним в город, потому что голова у нее вдруг разболелась, а обычно она всегда где-то рядом. Да и Яков Алексеевич неизвестно как себя поведет, если узнает о его романе на стороне, – то ли застрелит, то ли за яйца подвесит. Ну, а скорее всего, в бочку закатает…
– Ну, чего ты замолчал? – подзадорила его Настя.
– Я не замолчал. Я думаю… По-дурацки все вышло. Люблю тебя, а живу с другой.
– Любишь меня?
– Люблю, – как о чем-то само собой разумеющемся сказал Кирилл.
Он почти три недели встречался с Настей, и секс у них был, но до признания в любви дело как-то не доходило. Да и не задумывался Кирилл, любил он ее или нет. И сейчас не стал раздумывать над этим – просто взял и признался в своих чувствах. И ведь не соврал, потому что действительно любил Настю… Может, и не тянуло его взяться за перо и в стихах выразить свои чувства, но не было человека дороже, чем она. Потому и не смог он проехать мимо нее. Потому и скачет сердце в груди…
– Зачем же тогда на другой женился? – дрогнувшим голосом спросила она.
– Говорю же, дурака свалял. Крыша слетела…
– Крышу на место можно поставить. А то, что записано пером, топором не вырубишь…
– Это ты о чем?
– О печати в паспорте… Ты теперь женатый человек. И я для тебя чужая.
– Не чужая… А насчет топора, это ты правильно сказала. – Кирилл с такой силой сжимал руль, что побелели костяшки пальцев.
Можно печать в паспорте вырубить. Именно вырубить, именно топором… За топор надо браться, и за вилы. Только так можно вырваться из тисков, в которых он оказался. Тиски вырубить, а тех, кто закручивает их, – посадить на вилы…
В конце концов, он мужик или тряпка? Не пора ли пробудить в себе гордыню? Почему он должен жить в стойле, куда его так нагло затолкали какие-то моральные уроды?..
Кирилл свернул вдруг вправо, загнал машину под пышную липу с торца пятиэтажного дома. Место здесь относительно