Мы поднялись по узким ступенькам и наткнулись на медведя. Топтыгин выглядел очень несчастным, он стоял у стены, закрыв глаза, и казался спящей плюшевой игрушкой. Моя рука машинально потянулась к мишке. В ту же минуту Мара крикнул:
– Эй, чего ты хочешь?
– Мишку погладить, – пояснил я.
Акробат быстро отпихнул меня в сторону.
– Дурак, не подходи к нему!
– Он же дрессированный, – возразил я, – значит, любит людей.
– Ошибаешься, – протянул Мара, – Тихон всех ненавидит. Медведь самое опасное цирковое животное, лучше с тигром в одной клетке оказаться, чем с мишенькой. Живо руку отгрызет. Непредсказуемый. Небось ты русские народные сказки в детстве читал? Так они врут! Даже не приближайся к Тихону, хуже его у нас только Энди, он пьяных ненавидит, если учует запах спиртного, звереет, а еще, блин, весь в блохах! Такие заразы, на людей перескакивают, потом чешешься до крови!
– Почему Энди их не выведет? – растерянно спросил я, мигом вспомнив, как старший Морелли утром безостановочно скреб голову пальцами.
– На фиг Энди с паразитами бороться, – зевнул Мара, – у него такая густая шерсть! Это просто невозможно.
– Не заметил у твоего брата повышенной волосатости! Где же у него блохи живут? – поразился я.
– В шкуре, – пояснил Мара и ткнул пальцем в сторону мишки, – во, позырь, он на ковер похож.
– Так ты о медведе толкуешь! – с запозданием дошло до меня.
– Ну да! У кого еще стока волос? Не у Энди же, он башку под шапку бреет!
– Зачем? – совсем запутался я.
Мара вздохнул.
– Похоже, ты не знаешь ничего из того, что известно даже детям. Перш не поставишь на кудри, он соскользнет, поэтому нижний натягивает на башку клизму.
– Резиновую?
– Нет, железную, – заржал Мара, – клизма – это шапка, облегающая череп, а уж на нее водружается перш! А шевелюра мешает. Просек?
Внезапно мне стало обидно.
– Спорю, что ты никогда не читал поэта Буало?
Мара спокойно кивнул:
– Точно. Не люблю книги, в какой-то из школ меня заставили «Муму» пролистать, я весь обревелся, больше не хочу. И глаза болят от мелкого шрифта.
– А я отлично знаю литературу, не только отечественную, но и зарубежную, – хвастливо заявил я, – интеллигентный человек обязан прочесть Чехова, Достоевского, Куприна, Золя, Бальзака…
Запал кончился, воздух в легких тоже. Мара чихнул и мирно ответил:
– Я кручу сальто с места. Ты так умеешь?
– Нет, а что?
– Каждому свое, – философски сказал Мара, – один слишком умный, а мышцы как веревки, другой писать не умеет, но легко стойку на пальцах делает. Ферштейн? Эй, эй, Тихон, зитцен!
Зашевелившийся было мишка вновь впал в кому.
– Он понимает команды на немецком языке? – поразился я.
Мара склонил голову набок.
–