– И еще, – Ипувер делает многозначительную паузу, – знать беспокоится, неужели Вечноживой назначит Рамзеса наследником? Быть может его Величеству стоит…
Я прерываю номарха взмахом руки.
Ипувер терпеливо ждет, но я знаю, в его опущенных глазах полыхает злорадство и ненависть.
Я делаю над собой усилие и стараюсь отчетливо и повелительно произнести:
– Знать, не должно волновать мое решение, которое будет учитывать интересы всего моего царства. К тому же, у знати совершенно нет оснований беспокоиться по этому поводу.
Ипувер склоняется в поклоне и бесшумно уходит. Я заворожен его походкой. Кошачья грация…
Резкая боль сдавливает грудь. Темнеет в глазах.
Я сдерживаю стон.
Среди этих людей мне некого позвать.
Ко мне никто не подойдет.
Они боятся.
Когда-то и я был на их месте.
Но не боялся.
Кала подводит ко мне старшего сына Рамзеса.
Мне больно на него смотреть и я прикрываю веки.
Слабый, трусливый и хилый, вызывающий только жалость и сочувствие. Он никому не нравится. Как я мог породить такое ничтожество? Иное дело мой второй сын. Будущее за ним. Но между ним и троном стою не только я, а еще и брат. Что ж, я окажу ему небольшую услугу. Но мне не хочется, чтобы он об этом знал. Мое искреннее желание, чтобы Тутмос не был на меня похож. Молодые и неопытные не способны противостоять сладкому яду власти. И уже в который раз Мефис прав, я сам себя погубил. Мне всегда казалось, что я повелитель, но на самом деле мной повелевали мои пороки и страсти. Это самая горькая правда, которую я от всех скрываю.
Боль проходит, и я открываю глаза.
Рамзес испуганно смотрит на меня.
И впервые мне хочется искренне ему улыбнуться.
Он пугается еще больше.
И мне становится смешно. Смех, словно кость, застревает в горле, я надсадно кашляю и начинаю задыхаться.
Я смутно вижу, как схватив Рамзеса за руку, Кала выводит детей из моих покоев.
Она убегает, чтобы скрыть свою радость.
Дура!
Униженные и покоренные на большее и не способны.
Ах, какая боль! Какая страшная боль!
Возле меня суетится лекарь и его помощники. Но я вижу лишь мелькающие тени…
Боль.
Темнота.
Провал.
На особом возвышении, которое символически превозносило над смертными, царская чета восседала в креслах с высокими резными спинками, инкрустированными золотом, серебром, бирюзой, сердоликом и лазуритом. Возносясь над всеми, гордые и высокомерные, они внушали подданным трепет и беспрекословное послушание. Супруги были одеты в роскошные праздничные одежды, кожаные сандалии, подошва которых, также как и ремешки, были из золота. Праздничное одеяние дополнял искусно заплетенный парик, а также всевозможные драгоценные украшения, ожерелья, нагрудные подвески, браслеты. Все должно было подчеркивать божественную суть, величие и превосходство царской четы над смертными. Пиршество