Ну или нанял кто-то молдаван строить дачу. Да много разных случаев бывает.
А так, задаром-то критиков дохуя.
Разумеется, если к вам приходит Писатель и говорит: «А что ты думаешь про мой последний Роман?» Или хуже того Поэт звонит вам среди ночи по телефону и начинает читать свои идиотские стихи, а потом интересоваться, насколько вы потрясены, то в этом случае, конечно, каждый порядочный человек должен им честно сказать, что написали они полную хуйню, и такой идиотской хуйни вы никогда раньше даже не слышали, и ещё посоветовать им немедленно прекратить этим делом заниматься, а заняться чем-нибудь полезным.
Потому что скромнее надо быть – написал и написал, не надо это людям в морду тыкать.
Скучные какие-то стали отношения у нас с милицией. Нет уже того порыва, сюжета, пропала загадка.
Милиция меня вяло арестовывает, ведёт в кутузку, там я лениво показываю ей билет союза писателей. Она в двадцатый раз спрашивает, про что я пишу, я ей в двадцатый раз отвечаю, что про милицию. Она зевает и провожает меня на эскалатор. Запомнила бы она уже меня, что ли.
Вот идёт по улице человек. Человек одет в кремовый плащ и кремовые ботинки. В левой руке у него мобила, а в правой органайзер. Он идёт по васильевскому острову и старается не запачкаться. На лице его чорные очки, чтобы этого всего не видеть и бородка так пострижена, чтобы никто не спрашивал закурить и который час.
И он идёт и всеми брезгует: и мной брезгует, и вами, если ему встретитесь, и домами этими, и небом над ними, и тротуаром под ними. Зачем он здесь живёт? Как он вообще тут оказался? Здесь ведь нормально дышать полной грудью могут только косые, кривые, нищие и убогие. А он вон какой справный, вон какой ладный. О как поёт его серебряная мобила! Как сияет его органайзер!
Отпустили бы его отсюда, чего зря человек мучается.
В два часа ночи на всём каменноостровском проспекте сдирали асфальт. Днём-то любой мудак асфальт сдерёт, а в два часа ночи – это не каждый догадается.
Пошел ловить машину на речку-карповку, поймал конечно полную машину милиции. Смотрел на неё с неприязнью, пока она лениво шла ко мне вразвалочку. С ловкостью и непринуждённостью необычайными она вывернула мне все карманы, обнаружила опять билет союза писателей и опять долго допытывалась про что пишу. Я был неприветлив и сказал, что пишу всякую ХУЙНЮ. Милиция не обиделась, ушла. Ревизия карманов показала пропажу пятисот рублей.
Какие-нибудь сволочи и бандиты конечно тоже бы отобрали деньги и ещё обязательно дали бы пиздюлей,