– Да. – Женщина не кивнула, а уронила голову на грудь.
Ше-Кентаро показалось, что хозяйка близка к тому, чтобы лишиться чувств, и уже приготовился подхватить ее, когда она будет падать.
– Где варк? – снова повторил свой вопрос ловец.
Конечно, можно было просто осмотреть квартиру, но Ше-Кентаро предпочитал, чтобы родственники сами выдавали ему больного. Особенно в такой ситуации, как сейчас. Если он уведет варка насильно, то женщина, кем бы она ни приходилась больному – женой или сестрой, – долго еще будет корить себя за то, что не смогла, не захотела или побоялась помешать ловцу. Если же она сама даст согласие на изоляцию варка, то будет уверена, – по крайней мере, сумеет убедить себя в том, – что, быть может, спасла ему жизнь. Помимо соображений гуманности, и планировка квартиры была не самой удачной. Если в то время, как варк прячется на кухне, ловец начнет обыскивать комнату, варку представится возможность улизнуть. И где его после этого искать? Без пищи, почти без одежды, без денег на лекарство, уверенный в том, что са-тураты идут по его следу, обезумевший от страха варк способен на самые отчаянные и даже безумные поступки. Бывали уже такие случаи.
– Там, – голова женщины едва заметно дернулась.
– В комнате? – уточнил Ше-Кентаро.
– Да, – глядя в пол, ответила женщина.
– Что он делает?
– Смотрит экран.
Ше-Кентаро показалось или хозяйка на самом деле, сказав это, усмехнулась?
– А дочь?
– Тоже в комнате… Спит, наверное.
– Это его дочь? – спросил, сам не зная зачем, Ше-Кентаро.
Женщина приподняла руку и тут же снова уронила ее.
– Делай свое дело.
Если варк откажется добровольно последовать за ловцом, его придется временно обездвижить. Ше-Кентаро не хотел, чтобы девочка видела, как он использует парализатор. Кроме того, ловец не имел разрешения на применение оружия.
– Заберите девочку, – посоветовал Ше-Кентаро.
Женщина не двинулась с места. Ше-Кентаро понял: большего, чем она уже сделала, от нее не добиться. Что ж…
Ше-Кентаро сунул руку в карман, поймал рукоятку парализатора и, повернувшись боком, чтобы краем глаза видеть коридор и входную дверь, сделал два шага в сторону комнаты. Бросив быстрый настороженный взгляд на женщину, с отсутствующим видом смотревшую в стену, Ону подался вперед и заглянул в комнату.
Трехрожковая люстра с уродливыми пластиковыми плафонами, сжатыми в гармошку на манер детских праздничных фонарей. Из трех ламп горит только одна – в комнате полумрак. Окно, как и положено, забрано жалюзи с обломанными концами – зачем открывать окно, если на улице Ночь и до рассвета еще четыре больших цикла. У окна включенный экран – уродливый ящик на тонких ножках, который получает