Тут как раз подоспело знакомство с Пашкой Воронцовым и его семейством, и наша команда стала не только ещё более монолитной, но приобрела совершенно иное качество, стиль жизни и направление.
Первая встреча с Пашкой случилась весной 1981 года прямо на нашей школьной улице. Втроём мы стояли возле «Лады», собираясь разойтись по домам, как вдруг подлетает нечто худое, длинношеее и требует подобрать лежащую в кустах пьяную бабу и отвезти ее домой. Аполлоныч был в прекрасном настроении и только отшутился в ответ, за что тут же получил от Пашки звонкую пощёчину. Мы с Вадимом только рты пораскрывали от изумления, не сомневаясь, что сейчас барчук размажет придурка по стенке. Но с Аполлонычем произошло то, что случается с волкодавом, которого атакует курица, защищая своих цыплят: он послушно пошёл в кусты и попытался тащить в машину несчастную пьянчужку. Однако та уже возле самой машины сама встала на ноги, обложила всех матом и нетвёрдой походкой удалилась прочь.
Следом за ней растворился в сумерках вечера и Пашка, даже не извинившись перед барчуком за беспокойство. В полном удовлетворении, как ни странно, остался именно Аполлоныч. Полученная пощёчина привела его лишь в восхищение: во-первых, потому что пощечина, а не плебейская зуботычина, во-вторых, – это каким же парнем надо быть, чтобы на такой наскок осмелиться!
Вторая его встреча с Воронцовым произошла через детей. Помимо своей службы в издательстве Аполлоныч подрабатывал частными уроками английского малышам, причём, чем меньше было ученику лет, тем интересней Чухнову было с ним возиться. И вот волею случая к нему в дом попали воронцовские Катя и Дрюня. И однажды вместо матери их привёл на занятия отец, сам Пашка. Слово за слово выяснилось, что он как раз сколачивает себе на шабашку бригаду из 3-4 человек для сборки во время отпуска дачных домиков. И так всё складно сложилось, что через неделю мы вчетвером уже заливали бетоном фундамент первой дачи.
Со смыслом жизни у Воронца был полный порядок: коль скоро человек единственное существо, способное управлять своей эволюцией, то вся его энергия и помыслы должны быть направлены на улучшение собственной популяции, на поиск такой формулы общественного устройства, которая была бы самой сбалансированной и всех удовлетворяла. То, что человечество уже шесть тысяч лет такой формулы отыскать не может, ничуть его не смущало – всё равно кто-то да найдёт, так почему бы не именно он, Пашка Воронцов.
Последовательно и играючи он расправился со всеми нашими прежними любимыми представлениями о Вселенной.
– Я видел однажды, что такое обаятельная непринуждённость, – сказал он Аполлонычу, – когда по Эрмитажу рядом со мной шла группа немецких школьников и очень мило в полный голос переговаривалась и аукалась. Как у нас все носятся