А года через полтора он уже мог зарубить курицу, ощипать ее и порубить на куски.
Матери он писал короткие, но емкие письма – все хорошо, живем с женкой в ладу. Только в гости не звал и про Владу не спрашивал. Никогда не спросил ни единого слова.
Ну и умница-мать помалкивала – своему дитенышу простишь и не такое! Спрашивала только, не хочет ли он вернуться в Москву.
А он бодренько отвечал, что нет, ни минуты! Жизнь здесь прекрасна, свободна и чиста.
Что, впрочем, и не было ложью – совсем. Совсем!
В Москву он приехал через два с половиной года – совесть заела, да и тоска по матери тоже.
В родном и, казалось бы, знакомом городе он шарахался, точно деревенский мужик из дальней глубинки, впервые попавший в столицу. Город сразу, моментально оглушил его, ошарашил, испугал и накрыл такой безысходной и тревожной тоской, что, если бы не мать, он тут же бы уехал обратно, в первый же день.
Мать открыла дверь и несколько минут смотрела на него, не веря своим глазам. Потом они обнялись, и мать разрыдалась. Они пошли в комнату, сели на диван и долго, очень долго, сидели, обнявшись и замерев. Потом мать бросилась его кормить, и он, отвыкший от салатов и пирожных, мычал от удовольствия, зажмурив глаза.
Мать сидела напротив, подперев голову руками, и с удивлением, нежностью и болью смотрела на него, не отрывая глаз.
– Не кормит жена? – вдруг спросила она.
Он вздрогнул и растерянно посмотрел на нее:
– Ну… почему сразу – не кормит! Кормит, конечно. Только без этих всех изысков, – и он кивнул на стол. – Там, у нас… просто все, понимаешь? Что поймаешь, ну, или в лесу соберешь, как в поговорке – как потопаешь, так и полопаешь.
– Да-а? – удивленно протянула мать. – Вы там совсем дикие, что ли? А разве в деревне не держат скотину? Коров, поросят? Птицу разную?
– Да держат, конечно, – оживился он, – корова у нас, Дуська. Куры… разные. Кролики.
– А фотографии ты привез? Ну, жены своей? Новой родни? Как обещал, Сашка?
– Мам, – он опустил глаза, – не любят они фотографироваться! Понимаешь? Совсем не любят!
Мать усмехнулась:
– Сектанты, что ли? Или староверы какие?
– Почему сразу сектанты? – делано возмутился он. – Скажешь тоже! Глупость какая-то, – продолжал он бурчать от смущения. – Просто… не любят. Там совсем другие люди, мам. Абсолютно другие. А если сравнивать с нами – то это вообще смех и грех.
Мать остановила его:
– Люди везде одинаковы, Саша. Ты мне поверь! И хотят все ну примерно одного и того же. Перечислять или не надо? Сам знаешь? Просто ты мне врешь, Саша! Врешь давно, уже три года. И тебя не волнует, как я живу с этой ложью. И не могу задать тебе вопрос: почему? Почему, сыночек? Почему ты бросил институт, почему бросил Владу, почему