Только куда мне податься?
И для начала – как выйти за порог?
Кабанятина жарилась. Ее аромат мешал сосредоточиться, но я изо всех сил шевелила мозгами.
В конце концов у меня появились наметки плана, от которого мне стало тошно, а горло перехватило от страха.
– Останешься пообедать? Мой живот говорит, что уже полдень.
Я не знала, разошлась ли толпа за дверью. Может, Чижику и не уйти.
– А морковка в сливочном соусе будет?
Его любимое блюдо.
– А что, ее при тебе кто-то готовил? – Я подавила вспышку ярости. – Извини, солнышко. Некоторое время придется обходиться без овощей.
Мы немного постояли и помолчали, потом он сказал:
– Останусь.
Мы опять помолчали.
– Чижик… – заговорила я. – Твои родные помогут маме? Они проследят, чтобы ей хватало на жизнь?
– А ты где будешь?
– Мы обязательно вернем долг.
Если я не погибну.
– Поможем, конечно! – Чижик отмахнулся и нервно сглотнул, кадык у него дернулся. – Сам за ней присмотрю. А ты где будешь? – повторил он.
Подожду с ответом, пока мама не придет. Не хочу два раза говорить и два раза спорить.
– Спасибо.
Я села на табурет за своим столом.
Чижик сел на соседний табурет, но от его близости я занервничала – никогда раньше такого не было! – и к тому же только сильнее проголодалась. Я пересела на другую сторону стола. Надо бы пойти посмотреть, как там толпа за дверью, но я боялась, что если они не разошлись, то потеряют голову и вломятся в дом, даже если я просто отодвину занавеску.
Снова повисло молчание. Раньше я всегда рассказывала Чижику о своих больных, а он засыпал меня вопросами.
Спустя четверть часа у моей человеческой стороны назрел вопрос к нему:
– Ты уже привык, что я теперь такая?
– Когда мы в одной комнате, то да. Но когда я выхожу или ты выходишь, а потом мы возвращаемся, для меня это всегда неожиданность. И голос у тебя изменился, и, если ты некоторое время ничего не говоришь, я об этом забываю и потом удивляюсь.
Неожиданность и удивление, а не потрясение и ужас. Вот какие слова он выбрал. Все-таки он добрый.
– А когда мы в одной комнате – только скажи правду! – теперь, когда я уже давно огр, я по-прежнему уродина?
Чижик думал целую минуту.
– Я знаю, – наконец вымолвил он, – что на самом деле это по-прежнему ты.
Пришла мама. Кабаний бок восхитительно подрумянился, и я решила, что людям тоже уже можно его есть, и положила его на блюдо.
Мама проследовала за мной в столовую, следом двинулся Чижик. Столовая выходила в сад за домом, и видно было, что дождь усилился. Интересно, напугала ли непогода толпу снаружи?
Но прежде чем пойти посмотреть, надо поесть. Пока Чижик нарезал мясо, я еле сдерживалась, чтобы не отодрать ребро.
– Хочешь еще чего-нибудь? – несмело спросила мама. – Хлеба? Репки?
Чижик помотал головой, глядя на нее. Мама подняла брови, но промолчала. Он положил мне один-единственный ломоть мяса.
– Я