Чавканье и урчание, не характерное для интеллигентной семьи, возобновляются с новой силой.
Мир, покой и благорастворение воздусей воцаряются в отдельно взятой квартире.
Каждый раз муж Михаил с наследниками жаждет выкинуть чертову сиреневую кофточку, разодрать ее на мелкие клочки размером с молекулу, но Нина уже успевает засунуть ее куда-то с глаз долой и сама не помнит куда. Кофточка заползает в самый укромный угол и, мерзко хихикая, выжидает своего часа.
P. S. На следующий день сын Тимофей говорит однокласснику Голубченко Тарасу:
– Пошли к нам обедать, у нас щи сегодня, с мясом, с грибами, и мама целую кастрюлю котлет накрутила, и картошку потушила, пошли, а то потом Анька придет, фиг что останется.
Об оптимизме
Марина – девушка трепетного, романтического склада.
Еще на заре туманной юности она убежденно сказала подружкам:
– В жизни каждого человека должна быть Единственная Любовь! – И абсолютно искренне добавила: – Хотя бы одна!
После нескольких тренировочных и разминочных романов к Марине пришло Настоящее Чувство. Она очень сильно полюбила негодяя Александра. Настоящее Чувство было нежным, хрупким и все время требовало подпитки.
– Ты меня не любишь! – со слезами говорила Марина негодяю Александру, который до поры до времени успешно скрывал свою негодяистость, хотя были звоночки, были! Негодяй Александр сопел, вздыхал, уверял, что любит, и тащился после ночного дежурства на выставку кошек. Или, отстояв три операции (одна тяжелая), плелся по колено в весенней грязи следом за Мариной в близлежащий загаженный лесок, дабы умилиться первым подснежникам, которых там отродясь не росло.
– Ты меня совсем не любишь! – в очередной раз дрожащим голосом сказала Марина. Негодяй Александр привычно посопел, подумал и сказал:
– В общем-то, да. Не люблю.
Даже самые тяжелые раны затягиваются, и к осени Марина вручила свое зарубцевавшееся сердце грубому животному Янковичу. Грубое животное Янкович работал начальником цеха, то у него там аврал, то токарь запьет, то еще какая скучная проза. Марина все терпела, потому что Любовь Неземная умеет прощать. Она решила отпраздновать двухмесячный юбилей этой самой любви, купила свечи, шампанское, выучила сонет Шекспира («У сердца с глазом тайный договор»), а грубое животное Янкович приперся только в одиннадцатом часу, мрачно посмотрел на шампанское, на белую розу в бокале и, не дослушав сонет, пошел на кухню, погремел там кастрюльными крышками, долго пялился в пустой холодильник, а затем ни с того ни с сего заорал, брызгая слюной, что, мол, сидя весь день дома, можно было бы хоть хлеба с колбасой купить. Любому всепрощательному терпению приходит конец. Марина поняла, что опять приняла стекляшку за бриллиант.
Потом по Марининой душе протоптались грязными сапожищами мерзавец Евсеев, похотливая скотина