Путешествие внутри себя. София Агачер

– плати! С ними приятно шутить, торговаться, разговаривать. Они поведают о своей семье и выслушают о твоих проблемах, даже могут дать неплохой совет. Покупатели здесь – люди небедные. Шум и гам в этом логове жутком приглушённый. Эмоции вокруг царят приглаженные, как, впрочем, и основной товар: откалиброванный, один и тот же во всём мире круглый год, без запаха и почти без вкуса, выращенный в промышленных парниках. Глобализация! Московский рынок, конечно, не восточный, как в Стамбуле, но многонациональный, цветастый, напоминающий большой павлопосадский платок, но не сотканный руками мастерицы, а, скорее, фабричный, какой можно купить в любой сувенирной лавке. Поэтому главное – не зевать, а не то купишь, что тебе совершенно не нужно, втридорога, тем более перекочевавшее сюда из близлежащей «Пятёрочки». Дуракам в Москве улыбаются широкой и жизнерадостной улыбкой.

      Из местных продуктов – немного мяса, творога да квашеной капусты с мочёностями. А рушников, когда-то украшавших все колхозные рынки страны, совсем нет: ни тканых, ни вышитых.

      Москва давно перестала быть русской, это, скорее, интернациональный колхоз! Поэтому несолоно хлебавши я умчалась восвояси.

      Московская вонь от выхлопных газов, заполняющая чашу города и ещё километров надцать его пригородных дачных посёлков и городков, наконец-то закончилась под Вязьмой.

      У Смоленска удалось отвязаться от апрельской слякоти, облепившей стёкла машины. Перестал падать и противный мокрый снег. Вдоль Олимпийки, построенной к Олимпийским играм от Москвы до Минска, тянулись весёленькие зелёные поля, заросшие весенними цветами, с торчащими в небо остовами разрушенных ферм. Обозрев это «торжество» земледелия, я поняла, что моя надежда увидеть местные продукты на рынках растаяла безвозвратно.

      Наконец в районе Дубровно из московского царства Снежной Королевы мы попали в иной мир, в синеокую Беларусь: через много-много лет я возвращалась в родной город. Хотя, если честно, синеокой она была только весной. Летом же превращалась в зеленоглазую красавицу с золотистыми искорками цветов на лугах, да с конопушками снопов сжатой ржи на полях, да с белобрысыми мордашками местной детворы на улицах. После серой, раздетой Москвы, откуда почти исчезла красочная и креативная реклама, ларьки с чебуреками и блинами, красивые и манящие витрины магазинов, Беларусь вначале показалась мне сказочной «страной Жевунов». В районе Орши уже были аккуратно распаханы поля. Дородный хозяин и лошадка с плугом возделывали землю под картофель, паслись коровы; в лесу цвели белые подснежники и фиолетовый чабрец, берёзы плакали соком, жужжали пчёлы и шмели. Запахло свежевспаханной землёй, пряными травами и далёким детством! На обочине шоссе можно было купить парное молоко, рассыпчатый творог, картошку величиной с арбуз, стекающий золотом мёд и пышущие здоровым румянцем пироги. Во мне проснулся Гаргантюа.

      Дорога прикатила нас в Гомель, где жил мой родной дом – мой крепкий якорь, не дававший сорваться в небытие ни при каких обстоятельствах. Мысль о том, что дома меня ждёт мама, всегда придавала сил и уверенности,