Там – это в Аргентине, где их другу предложили длительный контракт на весьма выгодных условиях. Мигель был специалистом по вину, а безупречное знание языка делало его незаменимым на сложных переговорах…
– Он привез тебе шаль, – сообщил Антон.
– Какой милый, – улыбнулась Анна. – Умеет сделать приятное.
– Пожалуй, даже слишком милый, – скривился Ланской.
Он тайно ревновал свою белокурую подругу к Мигелю. Тот иногда – то ли в шутку, то ли всерьез – пытался приударить за Анной. И, по мнению Ланского, Анна могла бы поактивнее отвергать эти ухаживания.
Ланской перевел на нее напряженный взгляд, отвлекшись от дороги, еле видной за ветровым стеклом, по которому барабанил ливень.
– Значит, еще и Мигель, – констатировала Анна. – Превосходно. Шаль придется кстати для моего костюма. Я говорила тебе? Буду ставить танго. Вместе с Борей.
– С Борей… Ага, – ухмыльнулся Ланской. – Он будет ставить или танцевать?
– Ставить буду я сама. Я сама вижу, как надо. Не хочу, чтобы мне диктовали, что делать.
– А Борис в курсе? Или это ему такой вот сюрприз?..
– В курсе с сегодняшнего дня, – злорадно хихикнула она. – Брыкался, конечно. Явно не в восторге.
– Равно как и я. Опять тебя дома не будет сутками.
– Ну, я тебе не жена пока еще, – Анна отвернулась, – так что переживешь…
– Переживу, куда ж я денусь…
За этим разговором они, в итоге, доехали до гипермаркета и еще долго ходили по бесконечным рядам, из-за позднего вечера – почти пустым.
Ланской прокручивал в голове их разговор, и что-то в нем ох, как ему не нравилось, только он не мог понять – что. То ли рассуждения об отношениях Катрин с Орловым, изъеденных, как ржой, жгучей ревностью и непрощенными обидами, то ли упоминание о Мигеле Кортесе, персонаже исключительно неоднозначном в их уравновешенной жизни, то ли известие о новой идее Анны. Антон, конечно, гордился любимой, но вместе с тем прекрасно сознавал, что для нее он всегда – номер два, а номер один – Его Величество Танец. Мысли были грустны и тревожны, и хотелось поскорее
добраться до дома, лечь в постель, обнять Анну – только в эти часы у Ланского появлялось хоть какое-то подобие уверенности, что она принадлежит ему…
Катрин проснулась от резкого звука, не сразу осознав, что именно ее
разбудило. О том, который час, оставалось только догадываться, но июньская ночь коротка, и тьма вокруг еще не прореживалась белесым рассветом.
Полуночный звонок не грозил неприятностями, лишь в фильмах и книгах сухой голос сообщает дурную весть или свистящий шепот шантажиста угрожает разоблачением. Но выплывая из омута сна, Катрин уже знала, чей голос услышит – ей предстояло либо очередное выяснение отношений, либо
же – в лучшем случае – категоричное требование явиться в то или иное место.
«Послать бы его куда подальше раз и навсегда», – с досадой подумала
Катрин, но шальная