Подбежав, я подняла и отряхнула сани, подошла к Гарсу, и только тогда заметила, что он как-то согнулся, поджал хвост, а задние лапы и бока мелко дрожат. Он стоял безучастно, отвернув в сторону морду, словно его подменили. Стараясь отогнать тревогу, я попыталась ласково его уговаривать
– Гарсинька, миленький, ну что же ты! Давай поедем домой! Ну, пожалуйста!
Гарс продолжал стоять, в ответ слегка подрагивая хвостом, прижатым к задним лапам. Он извинялся за свою немощь
Подоспевшая тётя Нина, попробовала его взбодрить:
– А ну Гарс, давай вперед! Быстро, собачка! Хватит лениться! -
– Давай, давай, Гарсик! – все еще не веря плохому, не унималась я, и, сидя в санях, отталкивалась ногами, стараясь помочь ему
Пес прошел несколько шагов, остановился, и опять так же страшно кашлянул.
Мама высадила меня из саней, сняла упряжь с Гарса, и, опустившись в снег перед ним, стала ласково гладить его. Он, в ответ, как то неловко уткнулся мордой в ее колени и слабо шевельнул хвостом.
Дома, узнав про наши дела и увидев пса, бабушка сразу помрачнела и, не сказав ни слова, только махнула рукой. Она была медик и всё поняла сразу. Только тётя Нина была уверена, что все будет в порядке:
– Просто он устал! Не надо было ходить так далеко. Отлежится и опять будет здоров. Собака, ведь! -
Мне так хотелось на этот раз, чтобы она оказалась права.
Дело в том, что с тётей Ниной всегда было трудно спорить, этого никто и не делал, так было всем, включая саму тётю, намного спокойнее. Только с папой у них иногда были долгие и, какие-то совсем непростые разговоры. Начинались они всегда мирно и шутливо, но бывало так, что тётя постепенно начинала горячиться, щеки ее пунцовели, а голос звенел и срывался.
Гарс теперь лежал в своем углу, не вставая, и ничего не ел. Пить его уговаривала нянь-Маруся, поднося миску к морде.
Примерно дня через два-три, он действительно отлежался, и стал понемногу вставать и есть. Он подходил ко мне, нетвердо ступая, старался лизнуть, смотрел на меня, но его глаза не были прозрачно медовыми, как прежде, их словно заволакивала мутная влага, копившаяся в уголках и стекающая на короткую шерсть морды.
Он редко теперь выходил из дома, его ноги, совсем недавно такие крепкие, теперь, как-то по-стариковски, подогнулись, острые бугры лопаток стали заметно выпирать.
Граня, (она же моя нянь-Маруся), всеми силами пыталась «поправить собаку», я знала, что папа именно её просил заботиться о Гарсе. Теперь её мучало, что все случилось именно так, и она не уследила. Она садилась на низкую скамеечку, терпеливо разбирала и расчесывали свалявшуюся в комья тонкую собачью шерсть.
В нашем доме всё стало каким-то другим, в него темной дымкой вползла тревога, сразу приглушив и отодвинув все, что раньше казалось нужным и важным. Я даже не очень чётко помню, как в этот раз мы встретили папу, приехавшего за нами, и как мы с мамой собирали ве�