Русская литература для всех. Классное чтение! От «Слова о полку Игореве» до Лермонтова. И. Н. Сухих

всех подробностях, определения пространства и времени отличаются математическою и астрономическою точностью; имя Христа рифмуется только с самим собой и не упоминается вовсе, равно как и имя Марии, в обители грешников. Во всем сознательная, таинственная символика <…>; число три и его производное, девять, царит невозбранно: трехстрочная строфа (терцина), три кантики Комедии; за вычетом первой, вводной песни на Ад, Чистилище и Рай приходится по 33 песни, и каждая из кантик кончается тем же словом: звезды (stelle); три символических жены, три цвета, в которые облечена Беатриче, три символических зверя, три пасти Люцифера и столько же грешников, им пожираемых; тройственное распределение Ада с девятью кругами и т. д.; девять уступов Чистилища и девять небесных сфер. <…> И все это соединяется с другой, на этот раз поэтической последовательностью, которая заставляет нас любоваться скульптурной определенностью Ада, живописными, сознательно бледными тонами Чистилища и геометрическими очертаниями Рая, переходящими в гармонию небес» (А. Н. Веселовский. «Данте Алигьери»).

      А. С. Пушкин говорил о характерной для Данте «смелости изобретения» и замечал, что «единый план „Ада“ есть уже плод высокого гения».

      Через сто лет другой поэт, О. Э. Мандельштам, написал книгу «Разговор о Данте» (1933), в которой, определяя «Божественную комедию» как «кристаллографическую фигуру, то есть тело», с восхищением и ужасом восклицал: «Немыслимо объять глазом или наглядно себе вообразить этот чудовищный по своей правильности тринадцатитысячегранник» (на самом деле, стихов в поэме даже больше – 14 233).

      Вечным в истории культуры стал не какой-то конкретный персонаж дантовского создания, а сам образ великого флорентинца, создавшего грандиозную Книгу, универсальную Комедию человеческой жизни, от которой уже неотделим эпитет «Божественная».

      Через шестьсот лет русский поэт, оказавшись у гробницы Данте, написал монолог от его лица, представил его нашим современником, размышляющем о том же несовершенстве мира, предательстве, любви, жизни и смерти.

      Мне мачехой Флоренция была,

      Я пожелал покоиться в Равенне.

      Не говори, прохожий, о измене,

      Пусть даже смерть клеймит ее дела.

      Над белой усыпальницей моей

      Воркует голубь, сладостная птица,

      Но родина и до сих пор мне снится,

      И до сих пор я верен только ей.

      Разбитой лютни не берут в поход,

      Она мертва среди родного стана.

      Зачем же ты, печаль моя, Тоскана,

      Целуешь мой осиротевший рот?

      А голубь рвется с крыши и летит,

      Как будто опасается кого-то,

      И злая тень чужого самолета

      Свои круги над городом чертит.

      Так бей, звонарь, в свои колокола!

      Не забывай, что мир в кровавой пене!

      Я пожелал покоиться в Равенне,

      Но и Равенна мне не помогла.

(Н. Заболоцкий.

«У гробницы Данте», 1958)

      ГАМЛЕТ И ДОН КИХОТ: МЫСЛЬ И ДЕЙСТВИЕ

      Важной эпохой создания вечных образов, мастерской культуры стала эпоха Возрождения. Два персонажа, странствия