– Да. А вы?
– В одной жуткой дыре в порту. Вообще-то я тоже здесь хотела поселиться, но мне сказали, что все занято.
– Глупости. Он полупустой. Если хотите, я спрошу.
– Было бы хорошо. У меня с отелями какая-то плохая карма.
Она иронически улыбается. Я тяну ее к стойке. Разумеется, комната есть. Извините, синьора. Я не знала, что вы тоже в составе немецкой группы.
– Ты можешь спокойно говорить мне «ты». – Жоэль стоит уже с ключом в руке. – Ведь я тебе как-никак что-то вроде тетки. Смешно звучит, да? Я никогда не хотела быть теткой. Тетки старые и пахнут яблочным пирогом. Так что никогда не называй меня тетей. Зови просто Жоэль.
– Годится, Жоэль.
– Схожу за своим чемоданом. Отдохни, дорогая.
Мы обнимаемся, чуть неловко, но сердечно. Тело у нее женственное, теплое, живое. Но не родное. Радость, которую она излучает, проистекает не от легкой жизни, а из ее отношения к трудностям.
Когда перед ужином я рассказываю о ней Патрису, он злится.
– Что ты ей сказала?
– А что ты имеешь против нее?
– Она тут вынюхивает! И вчера тоже. Она мне сразу показалась подозрительной. У нее есть какие-то доказательства, что вы родственники?
– Нет, она только рассказала…
– Нина, не будь такой наивной! Она хочет у тебя что-то выведать!
– Я ей почти ничего о себе не сказала.
– Послушай, тут полно охотников за сокровищами и придурков, которые гоняются за снаряжением нацистов. Откуда она?
– Живет в Париже и в Хайфе.
– Она еврейка?
– Да, а что?
– Черт! Не смей больше с ней разговаривать, слышишь?
– Да что это с тобой? Ты стал параноиком?
Он крепко стискивает мой локоть и тихо спрашивает:
– Ты умеешь хранить тайны?
– Да.
Он выводит меня наружу. Уже стемнело. Слышен прибой, шелест ветра, шорох пальм. Патрис озирается – не видит ли нас кто.
– Ничего никому не говори, даже причастным. И разумеется, чужим, что шныряют и разнюхивают. Никому.
Я с самого начала знала, что ему есть что скрывать.
– Обещаю.
Мы спускаемся к пляжу.
– Écoute[27]. Несколько лет назад я искал клад у берегов Корсики. Местные уверяли, что на нем проклятие, но это, конечно, полная чушь. Нет никаких проклятий. Есть только люди, жадные до быстрых денег. И есть правительства. Секретные службы. Двое водолазов там погибли, и явно не случайно.
Я спрашиваю себя, уже не паранойя ли у Патриса.
– Не думаешь же ты, что эта милая пожилая дама…
– Все возможно. Я знаю одно, что речь идет о больших деньгах. Куда бо́льших, чем ты можешь себе представить. – Он понижает голос: – Этот клад на Корсике – одна из последних загадок войны. Клад, который пока никто не нашел. Сорок третий год. Армия Роммеля в Северной Африке. Всегда считалось, что это была честная война, рыцарская.