Дов побежал быстрее, держа почти спринтерскую скорость. Кроссовки выбивали по покрытию дорожки ритмичную дробь, подвеска материнского щита Давида, раскачиваясь под майкой, холодила вспотевшую грудь.
Он много думал о матери. Понимал: шаблонный образ – голубой, обожающий мамочку. Но он ее искренне любил. Мать была хорошей женщиной. Сильной. Сохранила семью в целости в тяжелые времена. Перед смертью он держал ее за руку и гладил по облысевшей голове, а она заставила его дать обещание, что он будет хорошим сыном отцу, хорошим братом и хорошим полицейским. Будет стараться всегда поступать правильно, а грешников предавать правосудию.
Поэтому, приняв душ и перекусив, он собирался отправиться в квартиру Ривки Клейнберг и немного там порыться. Потому что хотел поступать правильно и ловить неправедных, чтобы предавать правосудию. Истинно верующему нельзя работать в субботу, точно так же как нельзя заниматься бегом, качать пресс и тренироваться в приемах крав-маги. Но Зиски никогда слепо не следовал правилам. У него был собственный взгляд на вещи.
Это он унаследовал от матери.
У Бен-Роя все еще были ключи от квартиры Сары – их разрыв был не настолько бесповоротным, чтобы она в ожесточении потребовала их вернуть. Сара не открыла на его стук и не ответила по телефону, который переключился на автоответчик. И тогда он сам отпер замок.
В отличие от Гали, которая вспыхивала моментально, Сара не так быстро приходила в бешенство. Если злилась, она говорила все, что думала, но в целом была спокойным, выдержанным человеком. Удивительно, если учесть, как часто за эти годы он вел себя по отношению к ней просто по-свински. Эта уравновешенность и привлекала Бен-Роя к жене. Впрочем, не только это.
Но сегодня Сара разозлилась. И очень сильно. До такой степени, что ее не оказалось дома, когда Бен-Рой туда пришел. В пустой квартире он нашел сваленные в кучу на полу в прихожей всякие ремонтные принадлежности – банки с краской, кисти, ящик с инструментами, полки в упаковке и на самом верху убийственная в своей краткости записка: «Ушла к Деборе. Занимайся всем сам».
Что он и делал весь остаток дня, испытывая радость от того, что скоро у него родится первенец, правда, омраченную сознанием, что мать этого первенца считает его отца окончательным кретином.
Хьюстон, Техас
Уильям Баррен посмотрел на противоположный конец стола для заседаний – красноватая кленовая полированная поверхность длиной со взлетную полосу убегала вдаль – и пожалел, что перед тем, как идти на собрание, позволил себе слишком щедрую порцию кокса.
Сначала эта порция была скромной: тоненьким жгутиком длиной в дюйм чистейшего боливийского кокса, аккуратно выложенным ребром его кредитки «Центурион». Так, самая малость, чтобы взбодриться после тяжелой ночи (ну почему они вечно назначают совещания на субботу?).
Но