– Но вы ведь испытываете сострадание к детям в камерах филпункта или…
– Разумеется, – оборвал его Жогов, не дав договорить. – Точно такое же, какое испытывает солдат к своему народу, когда берёт в руки оружие и идёт на войну защищать его, но не больше!.. Сострадания и жалости к врагам или к тем, волею судьбы кого мне приходится убивать, у меня нет!.. И быть не может!
Суворов окончательно потерял дар речи и больше уже не пытался возражать.
– Лучше прикажите убрать отсюда трупы, – поставил точку в разговоре полковник. – А потом подробно запротоколируйте в документах суть происшедшего здесь так, как это я только что вам изложил.
Суворов безропотно подчинился. Теперь он себе ясно представлял то, что ему этот человек сказал о его «самоубийстве за собственной подписью» в самом начале их знакомства и осмотра камер фильтрационного пункта. И у него не было никакого желания связываться с этим человеком, чьи возможности, по его мнению, были просто неограниченны… Что касается Анастасии Ильиничны, то она так и не узнала подлинной правды о случившемся. Жогов, чтобы не травмировать женщину суровой правдой, рассказал ей ту «суть дела», которую он преподнёс коменданту и которую впоследствии задокументировали в отчётах по филпункту. Все остальные, кто знал об этом деле, был причастен к нему или являлся свидетелем, хранили немое молчание…
ГЛАВА 5.
Передача осиротевших детей немецким антифашистам была проведена Жоговым с особой тщательностью. На каждого ребёнка был оформлен документ о передаче его под опеку, под которым ставили подписи ответственные основатели дома-приюта. Всё это делалось не только для того, чтобы застраховать детей от возможных негативных проявлений со стороны их приёмных родителей в будущем, но и для того, чтобы по прошествии времени разыскать их и вернуть на Родину. Несмотря на тщательность процедуры и придирчивость Жогова, все были довольны тем, что дети определены и теперь не будут томиться в грязных камерах филпункта. И трудно сказать, кто больше был рад: немецкая сторона или комендатура гарнизона, в чьём распоряжении находился фильтрационный пункт. Ведь многие из них знали, какова цена такой передачи, а снять, так сказать, с себя грех и «откреститься» от этой сделки желали все, кто был в неё посвящён, за исключением, пожалуй, только самого полковника, который, как всегда, оставался бесстрастным и спокойным. Во время переговоров с немецкими антифашистами он узнал о некоторых обстоятельствах, связанных с сыном Эриха Крамера, пропавшего без вести под Сталинградом, а это его натолкнуло на новую идею…
**** **** ****
Анастасия Ильинична покидала Майценех с чувством глубокого удовлетворения. Мрачные стены филпункта и общежития, где она проживала так же, как и Жогов, ей уже порядком надоели, и свежий ветер о