В середине 1960-х годов, после расставания с Нэшем, Айрис переехала в Нью-Йорк. Ее встретили приветливо, развод с Нэшем никак не повлиял на ее положение в кружке Рэнд. Она продолжила заниматься рекламой Института Натаниэля Брандена и делать обложки для бюллетеня Рэнд. На нее произвел большое впечатление отказ Рэнд пользоваться ее услугами даром: заказчица заявила, что за работу всегда нужно платить. Айрис познакомилась со многими знаменитостями из среды объективистов, в том числе с Пейкоффом. Он запомнился ей «странным мальчиком, который постоянно болтался поблизости». Еще она познакомилась с Гринспеном. Они сидели рядом на одном званом обеде, и у них завязалась непринужденная беседа о том, как приятно слушать музыку в самолете. В те далекие времена в сообществе объективистов светская жизнь била ключом: они совместно отмечали дни рождения, праздники, у них даже была своя софтбольная команда. И центром этой активности была Рэнд, хотя это не бросалось в глаза: она ничуть не походила на хлопотливую еврейскую мамашу, сравнить с которой ее мог бы разве что Бранден (хотя их отношения были несколько иными, чем у матери и сына).
Айрис часто встречалась с Рэнд, и каждый раз какая-нибудь мелочь производила на нее большое впечатление. Так, однажды она пила кофе с пирожными в гостях у Рэнд. Этот случай она помнила во всех подробностях даже спустя полвека – даже марку кофе: «Chock Full O’Nuts». Кофе очень понравился Айрис, и она захотела еще чашечку. Рэнд, гостеприимная хозяйка, сказала, что сейчас принесет. Айрис тогда подумала: «Это же сама Айн Рэнд! А я заставляю ее идти на кухню за кофе и обратно!» Но Рэнд была только рада. Да, она была невероятно переменчива. Могла быть милой и великодушной – и в следующий миг становилась резкой и язвительной. Об отталкивающих чертах ее характера ни разу не упоминается ни в «Ста голосах», ни в прочих пропагандистских изданиях Института Айн Рэнд.
Как сказано в официально утвержденной биографии, Рэнд «никогда не злилась, а если злилась, на то имелись веские основания». Айрис же утверждала, что хотя Рэнд никогда не кричала, порой «от нее полыхало такой яростью, что народ спасался бегством из комнаты или лекционного зала». Еще она добавила: «На мой взгляд, никаких „веских оснований“ для подобных эмоций обычно не бывало». Скажем, студент задавал Рэнд вопрос о Канте, а та реагировала так, словно перед ней стоял сам Кант во плоти, явившийся, чтобы сорвать лекцию. «Это было ужасно». По свидетельству Айрис, в институте такое случалось