На иных ветрах. Урсула Ле Гуин

удовлетворенно выслушала девочку; ей было приятно, что он согласился с ее планом и решил держаться подальше от королевских гонцов, вызывающих у него такой ужас. Она возилась весь вечер: накормила Терру и Вереск, устроив им настоящее пиршество из жареных лягушачьих окорочков, уложила Терру спать, спела ей на ночь и только тогда села в одиночестве у очага, не зажигая лампы. Сердце ей сжимала тоска. Он ушел. Он больше не был сильным; он растерялся, утратил уверенность в себе; ему нужны были друзья, но она отослала его прочь от тех, кто действительно был и кто хотел бы стать ему другом. Он ушел, а она должна остаться здесь, должна сбить гончих со следа; по крайней мере, убедиться в том, остались ли королевские посланники на Гонте или уплыли обратно в Хавнор.

      Его панический страх и то, что она сама подпала под воздействие этого страха, теперь казались ей совершенно неразумными; она даже подумала, что будет неразумно, даже нелепо, если он на самом деле уйдет. Мог бы пошевелить мозгами и просто спрятаться пока в домике тетушки Мох – уж туда-то король в поисках Верховного Мага заглянет в последнюю очередь. Хорошо бы, он пересидел там, пока присланные королем люди не покинут остров. А потом смог бы просто вернуться сюда, в дом Огиона, в свое родное гнездо. И все бы пошло как прежде: она бы заботилась о нем, пока он не восстановит свои силы, а он просто был бы с ней рядом.

      Звезды, которые были видны в открытую дверь, вдруг заслонила чья-то тень.

      – Ш-ш-ш! Спит! – И вошла тетушка Мох. – Ну что ж, ушел он, – сказала она тоном торжествующего заговорщика. – Пошел по старой лесной дороге. Говорит, так он срежет большой угол и к завтрашнему утру пройдет мимо Дубовых Ручьев.

      – Хорошо, – сказала Тенар.

      Ведя себя несколько более вольно, чем обычно, тетушка Мох уселась с ней рядом без приглашения.

      – Я дала ему в дорогу каравай хлеба да немного сыра.

      – Спасибо тебе, тетушка Мох. Ты очень добра.

      – Госпожа Гоха, – голос тетушки Мох в темноте звучал так, словно она произносила свои заклятия, – я все хотела сказать тебе одну вещь, милая, да боялась совать свой нос в такие дела, что мне знать не положено; я-то ведь знаю, что ты жила среди великих людей, да и сама была одной из великих, это-то и заставило меня прикусить язык, когда мне всякие мысли в голову приходить стали. А все ж таки есть кое-какие вещи, что мне ведомы, а у тебя и возможности узнать их не было, хоть ты и выучилась руны писать, познала Язык Древних и многое другое здесь и там, в далеких странах.

      – Да, это верно, тетушка Мох.

      – Ну что ж, вот и хорошо. Помнишь, мы с тобой как-то говорили, как одна ведьма может узнать другую, и о том, как один могущественный волшебник узнает другого, и я еще сказала о нем – о том, кто отсюда ушел теперь, – что теперь он больше никакой не маг, кем бы он ни был раньше, а ты все-таки отрицала это… Помнишь? Но я ведь была тогда права, разве не так?

      – Да. Так.

      – Ну да. Права я была.

      – Он и сам то же самое говорил.

      – Ну конечно, говорил. Он-то врать не станет, да и выдумывать, что это, дескать, не так, а то не этак, пока совсем не запутаешься, вот что