Она начала мысленно рассказывать ему обо всём, что случилось – сгущая краски, превращая всё в шутку, нелепость, надувая губы и ругаясь, пока он не остановит её, потому что от смеха у него заболит живот.
– Ты чему это там радуешься-то?
Рыжий.
Она не стала отвечать. Жаль, что нет Брута. Его вывезли из Перпиньяна днём раньше. Одежда и обувь у него оказались в лучшем состоянии, чем у них, поэтому рыжего и Нэнси заставили подождать, пока последние оставшиеся в городе сопротивленцы не соберут им по крупицам теплую одежду.
Рыжий принял её молчание за приглашение к разговору. Даже не к разговору, а к нытью: и шли-то они слишком быстро, и маршрут не такой, и носков ему дали мало. Две пары – этого недостаточно.
Нэнси игнорировала его стенания, слушая только свой внутренний счёт шагов. Рыжий ничего, кроме себя, не замечал.
– Отдых, – сказала Пилар.
Пилар и её отец были их гидами. Они почти ничего не говорили и почти не отдыхали. Десять минут за два часа, и все. Тропы вились среди горных вершин, и иногда во время этих перерывов Нэнси удивлённо смотрела по сторонам. Они сидели меж заснеженных вершин, словно сказочные путники или пилигримы, любующиеся этим невероятным чудом природы, бесконечным парадом горных пиков, исчезающих в голубоватой дымке весеннего воздуха. Скоро Нэнси стало казаться, что Пилар решила во что бы то ни стало завести их на каждую вершину без исключения.
Что ж, снова в путь, вверх по тропам, видимым только для Пилар. Казалось, это уже альпинизм, а не переход. Не тратя лишних слов, Нэнси просто шла. Рыжий продолжал занудствовать. Теперь он вопрошал, почему они купили так мало еды и как планируют идти по морозу, поскольку снега вокруг становилось все больше. Чем дольше он говорил, тем более визгливым становился его голос.
– Я больше не могу идти. Всё, не пойду, – сказал он, встав как вкопанный.
Пилар прервала привычное молчание, повернулась к Нэнси и тихим голосом сказала:
– Скажи ему, чтобы заткнулся и шёл молча. Он что, не знает, на какие дальние расстояния здесь расходится звук?
– Что она говорит? – жалобно спросил рыжий. – Скажи.
Нэнси сказала. Рыжий не пошевелился.
– Сегодня я больше не смогу идти, и никто меня не заставит.
Вот и все. Приятные фантазии об Анри улетучились, со счёта она сбилась, а Пилар и отец смотрели на неё так, словно хотели сказать: «Давай разруливай этот бардак сама». Что ж, сама – значит, сама.
Она толкнула рыжего так сильно, что