– Но в России всегда отношение к слову было сакральным.
– Правильно. У нас всегда так – какие-то социальные язвы сначала получали отражение в литературе, а потом появлялись политические решения. Сначала долго писали о том, что надо отменить крепостное право. Отменили. Потом писали о язвах самодержавия. Отменили самодержавие. Я был воспитан в иллюзиях позитивистского идеала. Хотел улучшить жизнь. А то что повести получились такими острыми и ехидными – ну, писательская оптика такая. Многие же писали о советских недостатках, и где это всё. А «ЧП…» до сих пор переиздаётся.
– И до сих пор актуально. Как не реформируй армию или комсомол, всё остаётся там же, в том же самом виде. Просто комсомолом это уже не называется.
– Недавно в одном магазине я презентовал свою очередную книжку, давал автографы. Кто-то «Козлёнка в молоке» подносит, девушки, конечно, «Парижскую любовь Кости Гуманкова». Вдруг парень лет 18 мне «ЧП районного масштаба» даёт. Я удивился: а почему у вас именно эта книжка? А он мне: «Вы знаете, мне интересно, как это было, что это за комсомол, я о нём только слышал». Получается, что сейчас это источник объективной информации о той эпохе.
– Да нет, ещё раз говорю: такой писатель, как вы, тем и хорош, что предвидит ситуацию. Мы же в России всё время ходим по этому заколдованному кругу. Тем более, что ментальная реинкарнация Советского Союза уже происходит.
– Она и не могла не произойти. Я даже считаю, что она запоздала. Если бы у нас десять лет во власти не были откровенные западники, нацеленные на максимальное ослабление страны, как условие вхождения в «цивилизованный мир», то это всё началось бы раньше.
– И вы сейчас это приветствуете? Вам это приятно ласкает слух?
– Ласкает, а что? И я понимаю, что такое огромное пространство, разноязыкое, разноконфессиональное, разноклиматическое, по-другому удержать невозможно. У Булгакова в «Днях Турбиных» есть монолог, по-моему, Мышлаевского про Россию. Вот, говорят, Гражданская война, всё разваливается. Да ничего не разваливается, отвечает Мышлаевский. Россия, как стол. Ты можешь его на ножки поставить, на бок, всё это будет Россия. Имеется в виду, что за многие столетия это огромное пространство выработало свою форму государственности, которая вне идеологии, вне социального или экономического устройства стремится облечься в свою привычную форму. Причём началось это раньше, чем принято думать. Зачем Ельцин вернул двуглавого имперского орла, если хотел строить страну, приятную во всех отношениях?
«Вот