– Это почему же?
Туран навалился грудью на руль, следя краем глаза за вторым «тевтонцем».
– Чужаков в обитель нынче не пускают.
– Понял. Ты доходчиво разъяснил. – Белорус захлопнул дверцу и повернулся к Турану: – Слышал?
Тот не ответил, подождал, пока монахи отъедут, и повел «Панч» к холму.
Когда «тевтонцы» скрылись за полосой пыли, Илай шумно перевел дух. До сих пор он сидел тихонько, забившись в тень, и будто даже не дышал.
– Папаша, ты уверен, что тебя Владыка Баграт в Храм послал? – обернулся к старику Белорус. – Ничего не попутал?
Илай промолчал.
Ближе к Киеву стало встречаться больше зелени – Днепр, хотя и обмелевший, и отравленный, давал достаточно воды, чтобы могла взойти растительность. В этих местах чаще попадались фермы, поселения. Древние руины были раскопаны, камень и кирпич местные забрали для строительных нужд – здесь города, построенные предками, не стояли в запустении, на их местах остались лишь груды щебня да ямы. Попадались не только фермы, но и заводики, и поселки старателей, ломщиков, старьевщиков – всех, кто кормится у руин. Пустыня осталась позади.
Вечером остановились на заправке, имевшей московскую лицензию, то есть ее владелец платил отступные топливным королям Южного братства. Отоспавшийся за день Белорус сел за руль, и поехали дальше. Утром, когда место водителя занял Туран, достигли Киева.
Город показался впереди нагромождением зеленых холмов среди бурой равнины. На густо поросших кустами и деревьями склонах тут и там торчали серые остовы древних высотных зданий. А над ними вознеслась железная женщина с расколотой головой. В трещине, проходящей сквозь череп великанши, поселились птицы. Руки, сжимающей меч, у статуи больше не было, она отвалилась и лежала где-то под холмом, у берега обмелевшего Днепра. Облака плыли и плыли над изуродованной головой женщины, ей нечем было их разогнать, только и оставалось, что, упрямо выставив подбородок, изо дня в день подставлять лицо ветру.
– Вот он, Киев! – объявил Белорус. – Давно хотел глянуть на Великаншу из железа и орденский Храм вблизи! В лабазах побывать и посетить торговые ряды Майдана. Ох, сколько слыхал я о Майдане…
– Да не в добрый час судьба сюда привела, – громыхнул сзади Илай.
– Говорят, прежде, до Погибели, купола обители впрямь золотом покрывали, – не обращая внимания на пассажира, продолжал Белорус. – А теперь монахи здешние какую-то красочку соорудили, чтобы блестело. То ли охру желтую с битым стеклом мешают, то ли еще какую дрянь, такое я слыхал.
– Не верю, – сказал Туран, – не могли предки золотом крышу выложить.
– Предки многое могли, мои предки да ваши, – наставительно произнес Илай, – нам их не понять.
Когда старик загудел, будто колокол, Туран оглянулся. Смерил Илая взглядом. Казалось, голос старика наполнил всю кабину «Панча» и заставил дрожать обшивку из доминантской брони, словно бубен.
– Вот я и говорю, – подхватил Белорус, –