Песчаный блюз. Андрей Левицкий

делать будем?

      Я ответил, спускаясь в люк:

      – Мы с тобой – ничего. Я буду спать в рубке, ты на палубе. А утром иди куда хочешь.

      Глава 5

      Омеговцы & кетчеры

      Стук по стеклу вырвал меня из сна. Лежавшая на груди трехлинейка покатилась по полу, когда я сел, сбросив одеяло. Схватил со стула «шершень», вскочил и направил пистолет в цыганку, маячившую за окном рубки.

      Стояла глубокая ночь, на палубе в плошке горела лучина, которую я оставил Эви. Не до конца доверяя ей, я заперся в рубке, сложив там все имеющееся на борту оружие, и предупредил, что если она попытается залезть внутрь – пристрелю. Люки задраил, навесил замки, как делаю всегда, если приезжаю в незнакомое место и вынужден на некоторое время оставить «Зеба». В распоряжении непрошеной гостьи были палуба, два одеяла и кресло-качалка.

      Я едва не выстрелил. Палец почти вдавил спусковой крючок, когда до затуманенного сознания дошел наконец смысл слов, которые произносила Эви:

      – Огни. Слышь, Музыкант, огни там. Движутся. И ревет…

      Снаружи доносился приглушенный шум. Я моргнул, протер глаза. Эви стояла за лобовым стеклом рубки и вломиться внутрь не пыталась.

      – Вставай, говорю! Прикинь, че это так шуметь может в Пустоши ночью?

      Почесав стволом лоб, я снял со штурвала ремень с кобурами. Повесив «шершни» на правый бок, а винтовку на плечо, отпер дверь рубки и вышел.

      Шум стал громче.

      – Вон, глянь, – она показала на восток. – Я пойду проверю.

      Не дожидаясь ответа, цыганка спрыгнула в песок, а я встал у ограждения. За холмами пульсировал свет, лучи фар двигались, то взлетали к черному небу, то упирались в склоны, световое облако разрасталось и съеживалось, будто дышало. Донеслись звуки выстрелов, потом дробный грохот. Я переступил с ноги на ногу. Так могло грохотать только одно оружие.