Я продолжал оставаться в этом молчаливом восхищении, когда между мной и этим волшебным зрелищем, открывшимся перед моими глазами, вдруг встала какая-то тень.
Это был тот самый человек в черном. Войдя внутрь, он подошел к двери.
– Вы по-прежнему хотите войти? – спросил он.
– Как никогда! – ответил я.
И тут услышал звук отодвигаемого засова, снимаемых железных перекладин, разматываемых цепей, скрип старого ржавого железа, похожий на звук тяжелой тюремной двери, открывающейся перед узником.
Но это было еще не все: когда человек в черном выполнил все эти различные операции, доказывающие, что он хорошо знаком со слесарным делом, когда он освободил дверь от всех запоров, когда я подумал, что дверь сейчас откроется, и уже нетерпеливо уперся руками в прутья, напрягши спину для того, чтобы повернуть дверь на ржавых петлях, дверь не открывалась, несмотря даже на усилия, которые прилагал человек в черном, и на лай собаки, которую было слышно, но не видно, настолько высока была скрывавшая ее непомерно высокая трава.
Человек в черном первым прекратил всякие попытки. Я же готов был толкать решетку до утра!
– Придется вам прийти в другой день, – сказал мне он.
– Это еще почему?
– Потому что перед дверью образовалась горка земли и ее надо разрыть.
– Так разройте же сейчас!
– Что? Разрыть ее ночью?
– Конечно. Ведь когда-то ее вам все равно придется разрывать. Почему бы не сделать это немедленно?
– А вы что, торопитесь?
– Завтра я уезжаю на три месяца.
– Ну, тогда подождите, пока я схожу принесу заступ и лопату.
И он исчез со своей собакой в густой тени гигантских деревьев.
Действительно, то ли от того, что западный ветер за много лет намел у двери горку пыли и та от дождя превратилась в цемент, то ли оттого, что земля просто вздулась, но перед решеткой сада изнутри образовался холмик высотой, вероятно, восемнадцать дюймов. Он был укрыт от взора высокой травой, росшей вдоль нижних железных перекладин.
Очень скоро человек в черном вернулся, неся в руке лопату. Через решетку, увеличенный до гигантских размеров моим возбужденным воображением, он показался мне древним галлом, вооруженным своим дротиком. Лишь черная кожа его лица портила всю картину.
Он принялся долбить землю, испускав при каждом ударе что-то вроде стона, напоминающего звук, производимый булочниками, за что те и получили прозвище нытиков.
Это было то время, когда Лоев-Веймар только что перевел Гоффмана. Голова моя была набита историями наподобие Оливье Брюнона, Майората, Кота Мурлыки, Кремонской скрипки. Я был уверен в том, что живу в мире фантастики.
Наконец, по прошествии некоторого времени человек в черном закончил свою работу и, опершись на черенок лопаты, произнес:
– Теперь ваша очередь!
– Как это: моя очередь?
–