– Давай останемся здесь на столько, сколько Элли позволит, – сказал он, как если бы погруженные в тень стены и поблескивавшие полы были колдовской границей его счастья.
Она тихо пробормотала, что согласна, и встала, сонно потягиваясь:
– Ужасно поздно… Расстегнешь платье?.. О, телеграмма!
Она взяла со стола телеграмму и, вскрыв, на секунду углубилась в нее.
– Это от Элли. Завтра приезжает.
Она повернулась к окну и рассеянно вышла на балкон. Ник последовал за ней, продолжая обнимать ее. Канал тонул в темноте, только несколько поздних огоньков дрожали в черной воде. Волна душного воздуха донесла издалека последние отзвуки музыки с гондолы.
– Старушка Элли! Все равно… хотелось бы мне, чтобы это все принадлежало нам с тобой, – сказала Сюзи и вздохнула.
VIII
Не вина миссис Вандерлин, если с ее возвращением дворец моментально перестал казаться принадлежащим Лэнсингам.
Она прибыла в таком великодушном настроении, что Сюзи было невозможно, когда они наконец остались наедине, заставить себя отнестись невеликодушно даже к ее недавнему поведению.
– Я знала: ты будешь истинным ангелом, дорогая, потому что поймешь меня – особенно сейчас, – заявила Элли, протянув Сюзи тонкие ладони и глядя на нее огромными (как у Клариссы) глазами, что горели пережитыми наслаждениями и будущими планами.
Сюзи Лэнсинг было неожиданно неприятно это выражение доверительности, она никогда еще не выслушивала столь горячие признания с подобным равнодушием. Ей всегда казалось, что когда сам счастлив, то – как миссис Вандерлин, похоже, считала – более терпимо относишься к счастью других, какие бы тут ни возникали сомнения; и ей стало почти стыдно за то, как апатично она отнеслась к излияниям подруги. Но у самой Сюзи не было желания рассказывать Элли о своем блаженстве; и почему бы той было не проявить равную сдержанность?
– Все было настолько совершенно – я, дорогая, имею в виду счастье, – продолжала эта леди, словно столь необыкновенное событие награждало ее особыми привилегиями.
Сюзи довольно резко ответила, что, мол, всегда предполагала: подобное происходит со всеми.
– О нет, дорогая: гувернанткам, свекровям, компаньонкам и подобного рода людям это недоступно. Они этого не понимают, даже если пытаются. Но ты и я, дорогая…
– Я не считаю себя какой-то исключительной, – перебила ее Сюзи.
Ей очень хотелось добавить: «Во всяком случае, такой, как ты…» – но несколькими минутами ранее миссис Вандерлин сказала ей, что дворец в ее распоряжении до конца лета и что сама она собирается лишь устроиться наверху – если они ей позволят! – ненадолго, пока не соберет вещи, чтобы отправиться в Санкт-Мориц. Вспомнив об этом, Сюзи подавила желание иронизировать и перевела разговор на более безопасную, хотя и не столь увлекательную тему о количестве дневных и вечерних нарядов, потребных для сезона