– Как ты думаешь, он изменился? – Девушка позволила служанке завязать себе чепец и сама надела халат.
– Когда человек вдруг возносится на такую высоту, он неминуемо меняется. – Мать достала из специального ящичка крем и, задумавшись, начала втирать его себе в щеки.
– Интересно, сумеем мы когда-нибудь полюбить друг друга? – Девушка взяла со столика небольшое зеркало, в котором вдруг вместо ее лица отразилось лицо склоненной перед магическим зеркалом Елизаветы. Испугавшись, они одновременно отпрянули от стекол, и подоспевший на помощь колдун спешно тряхнул узорчатую раму, так что по изображению пошла рябь.
– Главное, чтобы ты приглянулась Лизхен, – донесся из-под воды голос матери. – Уверена, что он пляшет под ее дудку. Впрочем, жениху тоже необходимо понравиться.
– А вы научите меня, как понравиться Петру Федоровичу?
– Петру Федоровичу! Полагаю, по этому имени его называют только в официальных бумагах, тогда как для своих приближенных и, разумеется, будущей жены он, как и прежде, Карл Петер Ульрих. Когда он предал веру своих отцов, вашего батюшку чуть удар не хватил. Предупреждаю, если вы произведете благоприятное впечатление на Лизхен, а я всегда буду ее так называть, вам также придется отречься от нашей веры. По крайней мере, на первых порах.
– Как меня тогда будут называть?
– В православие есть имя София. Кроме того, русские добавляют имя отца, твоего отца зовут Христиан Август[9], стало быть, тебя могут называть София Христиановна или София Августовна. Впрочем, у Лизхен хватит бесстыдства подобрать тебе имя на свой вкус.
И все же это непостижимо. Лизхен, рыжая Лизхен, чуть было не стала женой моего родного брата! Сейчас бы у них были дети старше тебя, я называла бы ее дражайшей сестрой, а ты любезной тетушкой.
– Пока эти дамы пользуются зеркалами, мы рискуем создать нежелательный коридор. – Колдун еще раз тряхнул раму, так что появившееся было изображение тотчас снова скрылось под рябью.
– Еще немного, миленький. Озолочу! – взвыла гостья и, оттолкнув хозяина дома, впилась взглядом в готовящихся ко сну мать и дочь. Теперь девушка сидела на высокой кровати.
– В любом случае наш возлюбленный монарх, великий император Фридрих, ссудил нас с тобой деньгами на дорогу и приказал сшить тебе и, разумеется, мне по паре платьев. Мы должны произвести достойное впечатление на Русский двор.
– Пару платьев?! – хмыкнула Елизавета. – Воистину дар, достойный великого мужеложца!
– Да уж, – улыбнулся Алексей Григорьевич.
– Его Величество уверил меня, что его люди при дворе Лизхен постоянно доносят, что привычки наследника остаются прежними, и он, несмотря на изменение своего положения, все еще считает себя скорее хозяином Голштинии и преданным слугой короля Фридриха, нежели будущим российским самодержцем. Карл Петер Ульрих Гольштейн-Готторпский ненавидит и свое новое имя, и навязанную ему религию, и только и ждет, когда его тетка