Едва услышав эту новость, он тут же набрал три заветных номера в мобильном – пышной любвеобильной пятидесятилетней Надежды Павловны из финансового управления Главка, Ксюши – стервы, мучительницы, меркантильной, прекрасной, ненасытной в постели, юной девятнадцатилетней Анюты, нежной как незабудка, пылавшей к нему первой романтической неугасимой любовью, и объявил им: все кончено. Он их бросает, потому что…
Он гнал на машине в тот вечер, как на ралли – к ее дому, новой квартире, которую она приобрела после продажи прежнего дома. Стучал, звонил в дверь.
Она открыла, удивленная, сбитая с толку – рыжая, кудрявая, без косметики, в старой футболке, с малярной кистью в руках. На ночь глядя решила перекрасить прихожую в белый цвет. Он шагнул через порог и, ничего ей не говоря…
Глядя в ее глаза…
Словно и не было семи долгих пустых лет…
Взял ее лицо в свои ладони.
Поцеловал в губы.
Два часа поцелуев в прихожей, где пахло краской.
Сначала она вырывалась. Лупила его по плечам, по спине. Испачкала всю его полицейскую форму белой краской.
Он не отпускал ее, целовал в губы, пил ее дыхание…
– У тебя не все дома, Вальтер Ригель.
– Ага, – краткая пауза в поцелуях, чтобы ответить ей.
– У вас не все дома, майор…
– Конечно… конечно… natürlich…
– Прекрати…
– Не могу.
– Мы все в этой краске…
– Отмоемся… позже…
– У меня голова кружится. Ты как ураган. Но я всегда знала…
– Что? Ну, скажи, что ты знала?
– Вилли, все равно из этого ничего не выйдет.
– Выйдет. Wird gelingen.
– Нет…
– Ich liebe dich[3].
Он поднял ее на руки там, в прихожей пустой новой квартиры.
И следующие девять месяцев были самыми счастливыми в его жизни.
Он летал. И на работе, и на ралли. Горы сворачивал. И это при том, что они с ней почти совсем не смыкали глаз ночами.
Среди смятых простыней, разбросанных подушек, сорванной одежды. Кобура пистолета – на ручке шкафа. Наручники, которые она вытащила сама из кармана его куртки, – на прикроватном столике. Оторванный погон… оторванная форменная пуговица…
Аромат ее кожи, ее волос…
Все, все было для него наваждением, наслаждением. Счастьем великим… Невиданным, сказочным счастьем, когда…
Когда она просто закрывала в сладкой неге глаза свои…
Когда он зарывался лицом в ее волосы.
Задыхаясь от страсти, он переходил на немецкий. И шептал