Законов беззаконья мир, мир силы и желанья,
Но руки связаны, пока хозяйка начеку.
Поэтому, разведав тайны мирозданья,
Пленили бога в собственном лесу.
Создатель стал свидетелем отныне,
Лишившись права переписывать судьбу.
И, движимый законами другими,
Мир совершил свой первый шаг во тьму.
Но тот, чье сердце все еще живое,
Кто служит красоте и помнит вкус любви,
Тот сможет насладиться песней бога
И сок земли из уст его испить.
Служите жизни жизнью, пойте песни,
Сливаясь с вечностью в объятиях богов!
Служите жизни жизнью против смерти!
Тот станет вечностью, кто к вечности готов!
Голос Андре, читавший стихи, затих. Валерия выпустила жесткий старинный пергамент из пальцев. Он упал на стол и свернулся обратно в трубку. Звук его падения отразился от стен хранилища и, словно вспугнув стаю птиц, родил в голове десятки вопросов. Чужачка в смятении не знала, какой из них задать первым.
– Почему ты не показал мне его раньше? Почему ты никому его не показал? – прошептала наконец она.
«Ни я, ни император, в сущности, не знаем, является это описанием истинной истории Адаламена или личным сочинением какого-то фанатичного асфира. Ведь это просто чья-то песня! Да, возраст пергамента можно соотнести со второй половиной войны с тальмерами. Да, описание того, что мир творят двое, наводит на мысль о матери и мастере, это намекает, что и остальное может оказаться правдой. Но ты вообще представляешь, какая революция произойдет на континенте, если вдруг выяснится, что асфиры – исконная раса, дамиры тут вообще не при делах, а темные уничтожили бога и погрузили мир во тьму?! Мы же вцепимся друг другу в глотки, забывая, кто кому друг! К тому же, зная проделки Альхана, я не верю в гуманного любящего бога, создающего сад всеобщей радости. Возможно, всё потому, что я тальмер, но для меня это утопия!»
– Но ты же слышишь их песни, ее песни, этой богини! Ты же сам сказал, что она пытается нам помочь!
«Да, но я уже имел возможность общаться с ней пару раз. Видимо, мое сердце достаточно чисто для этого и знает вкус любви. И тот, кто одарил меня силой, не похож на сердобольную певунью, жаждущую победы света над тьмой. Она другая! Нет, она не злая – это правда. Власть и сила ей неинтересны – это тоже правда. Но она равнодушна к добру ради добра и к справедливости ради справедливости. У нее есть свои интересы. Она делит мир на своих и чужих, а значит, не приемлет равенства. А если нет равенства, то нет и гармонии!»
Девушка невольно вспомнила, как умоляла духов Тала о помощи, кидая в них ужасными картинами того, что происходит на Адаламене, и сердце ее дрогнуло.
– Тогда я ничего не понимаю… – прошептала она и безвольно присела на кривоногий табурет.
«В тексте сказано, что богиню заточили в деревья и теперь она больше не может влиять на судьбу континента – остается лишь наблюдателем. Однако, кажется, кое-какие инструменты воздействия все же остались. Это раз. А два – если мы сделаем то, чего хочет богиня,