– Эх, Глеб Михайлович, нет в вас молодецкой удали, нет в вас березового сока с кислинкой…
– Нету? Поди, посиди со мной рядышком, поглядим на туманец молочный. Когда еще выдастся пора такая.
Вздохнул бурлак, сдвинул шапку на чернявые брови, да заскрипела роса под сапогами.
***
Тихо. Майские звезды, ярче обычного полыхают. Словно под иглой моей матушки, россыпь появляется. В груди защемило. До чего же она искусной рукодельницей была. Что ни день, то маки на подушке распускаются краше прежних полевых цветов.
– О чем молчишь батька? А?
– Тссс… слышишь? – Игнат навострил уши и сжался, цепляясь за рукоять изогнутой шашки. – Добрались-таки, окаянные…
Разлетелся вой по степи уснувшей. Воспряли казаки и собрались
гурьбой в глубине лагеря.
– Емельян Иванович пожаловал. Здорово ночевали, но пора и честь знать!
Атаман Григорий Петрович, улегал на правую ногу, но ловко оседлал коня и оглядел Лаву. Разомкнулся строй в одну шеренгу, а маяк (резерв), до нужного часа приберег. Изумился Игнат багрянцевым огням в степной глуши. Ранний он совсем, не видывал сражений, подумал про себя Глеб.
– Эй, Игнат? Когда лава в бою – ковыль перед ней ложился на двенадцать аршин впереди. Так что не пужайся!
Выплюнул я соломинку сладко-горькую, да потер усы, пеплом посыпанные.
– Легко вам батька речь молвить, а только от мамкиной юбки отпрянул.
Хлопнул тяжелой ладошкой сынка своего, да улыбнулся:
– Гляди на меня, да шашку повыше держи.
Ловко Григорий Петрович сотней командовал. Все приемы, да маневры в голове держал. Вот, поднял он шашку вертикально и легонечко покрутил – готовимся к бою. Зашуршала листва, засудачили птицы, войско разнолюдное показалось вдали. Мягкое движение и мгновенное прикладывание к ноге – двигаемся на противника. Разлилось рассветное зарево, да ринулись в атаку казаки.
***
Свист, хлест, взмах, не сносить захватчикам головы. Пугачевское войско отступило в вечерний час. Скрыла седая степь их в своих объятиях. Надолго ли? Рвет и мечет, подкошенный картечью Емельян Иванович. Не преступна крепость, как пучина речная. Не лыком шиты казаки уральские.
***
Тишина. Немало полегло в ближнем в бою. Тяжело стонет Игнат, лежа на окропленной кровью земле.
– Пусть, Глеб Михайлович меня отпустит. Пусть напутственное слово кажет.
– Тише, Игнат, тише. Вон он идет, потерпи миленький.
Снял шапку атаман, склонился на одно колено и коснулся лба Игната.
– Ты, верно, сражался Игнат Назарович. Не отступил, не сложил шашки. Ты изрядно потрудился, теперь хорошенько помолись. И не страшись смерти, не страшись.
Сомкнул Игнат веки, истошно выдохнул и, сжав мою руку, испустил дух.
– Отправлю его тело в станицу. Пусть родня по всем традициям проводит в путь.
Григорий Петрович согласно кивнул, и я подозвал